Страница 1 2 3 4 5 6 7
Незадолго до рассвета Майкл остановил машину, чтобы немного поспать. Никита так сладко посапывала рядом, что просто невозможно было бодрствовать рядом с ней. Обычно в подобных ситуациях ему было достаточно двух часов, чтобы почувствовать себя бодрее, ими он и решил воспользоваться. Разложив и свое сидение, он погрузился в крепкий сон.
Он был разбужен первыми лучами солнца. Увидев рядом какую-то девушку, первые несколько секунд не мог понять, где находится. Потом реальность вернулась, и он вспомнил все события минувшей ночи. Никита все еще спала, подложив под голову руку. Коротенькое голубое платьице поддернулось вверх, полностью открывая ее стройные загорелые ножки. Сумочка упала на пол, и злополучные орешки рассыпались по всему салону. Почему-то Майкла это в ярость не привело, хоть он и не любил сора в машине. Он сам удивился этому своему спокойствию, но решил списать это на еще не совсем ушедший сон. Чтобы окончательно проснуться, он вышел из машины и умылся. Начинался новый день.
Майкл завел мотор осторожно, чтобы не разбудить Никиту. Ему не хотелось, чтобы она проснулась и начала говорить, поэтому пусть лучше поспит подольше. Доехав до маленького городка, не доезжая до которого они устроили ночевку, Майкл зашел в небольшое кафе и вернулся нагруженный пакетиками с курицей гриль, овощами и пирожными, а пока Никита спала, сунул в рот ломтик хлеба и принялся осматривать лопнувшее колесо. Через пятнадцать минут он обнаружил причину – крохотная пуля с иглой на конце. При выстреле шина не разрывается на куски с громким треском, а просто постепенно спускается. Видимо, человек, который выстрелил в колесо, хотел всего лишь указать на свое существование, предупредить о преследовании, значит ему хотелось игры, а не просто меткого выстрела, сделанного рукой профессионала. Аспид действительно не прочь испробовать свои силы. Что ж, пусть пробует. Интересно знать, что у него получится.
– Что это? – Майкл чуть не вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним присела на корточки Никита и внимательно разглядывала пулю в его руке. Она была слегка заспанная и то и дело проводила рукой по глазам, еще не совсем проснувшимся. Ее платьице измялось и имело не товарный вид, а волосы были растрепаны и торчали во все стороны.
– Этим было проколото колесо, – сухо ответил Майкл, не желая вдаваться в подробности.
– Это что-то вроде гвоздя?
– Да, что-то вроде. – Он не желал продолжать разговор. – Я купил курицу, нужно позавтракать и ехать дальше.
– Я хочу привести себя в порядок: умыться, переодеться. Можно?
– Да. Канистра с водой в багажнике. Умывайся.
– Спасибо, – Никита улыбнулась и помчалась к багажнику.
Странная девушка – он не сказал ей ни одного доброго слова, но она ни капельки не обиделась и даже улыбается. Другая на ее месте давно вышла бы из его машины и пошла в свою Санта-Марию пешком. Видимо, она права – нужно быть терпимее к людям, и это возместится. Вот уже и он сам не чувствует раздражения. Нормальная девушка – веселая, общительная, ну не всем же быть похожими на него.
Майкл разложил на траве лоскут темной клеенки, а на нем – нехитрый, но вкусный завтрак. Усевшись прямо на траву, он согнул одно колено и уперся в него подбородком. Как же выудить Аспида? Очень странно, что он не чувствует преследования, обычно это замечается сразу, особенно когда ожидаешь такого поворота событий. Чего ждать дальше? Нужно поскорее избавиться от Никиты. Если Аспиду надоест играть, он может взорвать машину или попросту убрать свидетеля. Находясь так близко от Майкла, она рискует жизнью, не больше и не меньше.
Через десять минут Никита предстала перед ним в уже совсем дорожном виде – в голубых джинсах в обтяжку, синих мокасинах, связанной на животе в узел белой кофточке и в джинсовой панамке на голове.
– Так лучше, – заключил Майкл, жестом приглашая ее "к столу".
– Тебе не нравилось мое платье? – без обиды уточнила она, шмякаясь пятой точкой в траву. – Версаче!
– Не ври, – Майкл покачал головой. – Наверное, на него пожалели ткани.
– Столько было. Я сама его сшила, – смущенно призналась она. – Мне когда-то нравилось шить, но потом это отошло на задний план.
– А что же вышло на передний?
– Мне показалось, что тебе не интересно ничего, что связано со мной, – прищурилась девушка.
Майкл удивился – она была права, но он не задавал вопросов не только ей. Это вообще не было его привычкой. Даже о Медлин он знал далеко не все, и не потому, что она от него что-то скрывала, а потому, что он не спрашивал. Странно, что ему приспичило о чем-то спрашивать у Никиты, которую он до минувшей ночи не знал и собирался выбросить ее из головы после Санта-Марии.
– Ну извини, – она заметила его задумчивость и решила, видимо, что он обиделся. – Хорошо, я расскажу. Я уехала в Сан-Франциско подзаработать денег да и прекратить зависеть от матери, работала официанткой, продавала гамбургеры на улице, занималась стриптизом в одном ночном клубе...
– Стриптизом? – Майкл слегка приподнял брови и непроизвольно окинул Никиту критическим взглядом. В общем-то, до этого ее признания он не смотрел на нее с этой точки зрения. Надо признать, что фигура у нее все же совсем неплохая. Может, она немного худенькая, с небольшой грудью, узенькими бедрами и широкими плечами, но в целом очень привлекательная. Наверное, мужчины все время провожают ее похотливыми взглядами, когда она идет по улице, а тут еще и этот стриптиз...
– Испугался или обрадовался? – рассмеялась она. – Не переживай, это был только стриптиз. Собой я не торговала.
– Я и не думал переживать.
– Хорошо, – она удовлетворенно кивнула и отправила в рот очередной кусочек курицы. Видимо, она была очень голодной – отщипывала от окорока немаленькие кусочки и с аппетитом поглощала овощи. А он еще и орешков не дал ей поесть вечером, неизвестно, как давно она ела в последний раз.
– Вставай, – попросил Майкл, когда она обсасывала последнюю косточку. – Поешь пирожных по дороге.
– Потом, – она похлопала себя ладонью по животу, что должно было означать состояние крайней сытости, и потащила в рот горлышко бутылки с лимонадом.
Через пять минут они были уже в пути и Никита с энтузиазмом крутила настройки радио. Майкл не любил треск и хрипы настраиваемого приемника, но только периодически косился на нее, ожидая, когда наконец это закончится.
– Ты какую музыку любишь? – спросила девушка.
– Никакую. Я не слушаю музыку.
– Совсем? – она удивленно поморгала.
– Совсем.
– И танцевать не умеешь?
– Умею. Но не танцую.
– Какой ты странный, Майкл. Ну хорошо, а что тебе интересно? Чем ты занимаешься? Что ты делаешь, когда приходишь домой? О чем ты разговариваешь с Медлин?
– Я мало разговариваю, – ответил он только на последний вопрос.
– Я заметила. А когда разговариваешь, то открываешь рот в основном для того, чтобы заткнуть собеседника. Ты таким родился или так решил?
– И то, и другое.
– А ты когда-нибудь улыбаешься?
– Не знаю.
– Черт, ну ты и тип, – она рассмеялась и выключила радио. – Когда мы приедем в Санта-Марию?
– Думаю, часам к двум.
Никита удовлетворенно кивнула и надвинула на глаза солнцезащитные очки. По всей видимости, она решила молчать до двух часов. Странно, но Майкл вдруг подумал, что совсем не рад этому.
В Санта-Марию они приехали, как и предполагал Майкл, около двух. За все это время Никита не проронила ни слова, но, тем не менее, она совсем не унывала и довольно весело рассматривала окрестности. Майкл изредка косился на нее и удивлялся ее терпеливому молчанию. Он-то думал, что заставить ее не разговаривать фактически невозможно. Оказалось, ошибся.
– Ты здесь родилась? – наконец спросил он сам, когда они проезжали по улицам города.
– Нет. Я жила здесь с мамой после того, как она уехала из Лос-Анджелеса, – охотно ответила она. – Отец остался там, а мы уехали. Я всю жизнь жалею, что не осталась с отцом. Но он сам велел мне уехать когда-то, сказал, что девочке лучше остаться с матерью. Это была ошибка. Все равно я приехала к нему, когда мне было плохо, и он принял меня.
– Только не говори, что теперь тебя выставит из дому мать и я буду везти тебя до самого Лос-Анджелеса.
– А ты не говори, что я так уж сильно тебе надоела, – она лукаво прищурилась. – Я была паинькой, если ты сумел заметить. Да ладно, не бойся, я останусь здесь. Это было бы слишком – эксплуатировать тебя так долго. Я вообще не понимаю, как ты, с твоим характером, согласился взять меня с той стоянки.
Майкл посмотрел на нее, изучая. Как она была права! Он и сам не понимал, что делал. Мало того, что он подвергал эту девушку смертельной опасности, так еще и противоречил своим принципам и установкам. Что происходит? Неужели он начинает терять контроль над собой? А может быть, все это касается только Никиты? Только этого еще не хватало. Ну ладно, теперь он оставит ее у матери, а сам уедет и забудет о ней навсегда.
– Поверни вот сюда. Вот дом моей мамы – желтенький.
Никита указала на небольшой аккуратный домик в зеленом саду. На невысоком беленьком заборчике лениво сидел огромный белый кот. Он приоткрыл один глаз, оценивающе окинул взглядом прибывших и, не заинтересовавшись, опять закрыл его. Никита выскочила из машины, сгребла кота в охапку и принялась тискать. Несчастное животное от неожиданности замяукало и принялось вырываться, но не тут то было – хватка Никиты оказалась железной.
– Милки, маленький мой котик, ты скучал? – заворковала девушка.
Майкл обошел машину, открыл багажник, чтобы вынуть чемоданы Никиты, и опешил: под одним из них залег посторонний предмет – небольшое взрывное устройство, способное разнести на кусочки не только машину, но и желтый домик, и соседний домик тоже. Майкл обернулся, Никита все еще стояла у калитки с котом на руках и терлась щекой о мягкую шерстку любимца. На миг он представил себе, что бомба может взорваться, и эта девушка погибнет, не успев сообразить, что происходит. От страшной кровавой картины, представшей перед глазами, похолодело все внутри. Сам он не боялся смерти, но эта невинная девочка с толстым котом на руках может лишиться жизни совершенно незаслуженно и по его вине.
Уверенными умелыми движениями Майкл приподнял бомбу, перевернул ее и разъединил нужные проводки. Таймер остановился. На табло высвечивались пятнадцать минут и двадцать три секунды. Если бы он замешкался в пути, через пятнадцать минут их бы уже не было в живых.
Чтобы не привлекать внимания Никиты, Майкл опустил устройство обратно в багажник и захлопнул его. Взял в каждую руку по чемодану и поднес к калитке. Никита с улыбкой посмотрела на него.
– Спасибо. Ты мне очень помог.
– Спасибо за компанию, – неожиданно для себя ответил он.
Если бы он умел краснеть, щеки наверняка залились бы румянцем, но, по счастью, краснеть он не умел. Майкл отвел глаза и пальцем погладил мурлычущего кота по голове. Кот выдернул лапу из крепких объятий Никиты и с силой всадил когти в запястье незнакомца. Майкл непроизвольно отдернул руку, на ней тут же проступили три багровые царапины, пошла кровь. Никита охнула, выпустила кота из рук и схватила Майкла за руку. От этого прикосновения ее горячих пальцев внутри у него что-то сжалось и резко выпрямилось, по щекам все же прошел жар, а рука опять отдернулась. Никита тоже отдернула руку и покраснела.
– Тебе больно? – пробормотала она. – Милки не любит чужих. Я не успела предупредить тебя.
– Не страшно, – Майкл с удивлением посмотрел на руку. После того как Никита дотронулась до него, он и думать забыл о царапинках, на которые вообще никогда не обращал внимания.
– Никита? – послышался из сада чей-то удивленный голос. Они обернулись. Из-за изгороди на них смотрела пожилая женщина с большой корзиной в руках. Видимо, в молодости она была очень привлекательной, и оттенки этой привлекательности сохранились до сих пор. Седые волосы были аккуратно собраны в незатейливую прическу, желтое домашнее платье было безупречно чистым и выглаженным, как будто она только что сняла его с гладильной доски, выражение лица – строгое, без признаков радости или умиления.
– Мама... – Никита растерялась и принялась нервно накручивать на палец прядь волос. – Я решила навестить тебя.
– Решила навестить? – женщина окинула дочь придирчивым взглядом. – Не очень это на тебя похоже. Наверное, деньги закончились или решила заглянуть по дороге к папочке.
– Давай потом поговорим, – Никита расстроено покосилась на Майкла. – Ты меня еще в дом не впустила.
– Ладно, – женщина пожала плечами и открыла калитку. – Входите.
– Нет, нет, – покачал головой Майкл и сделал шаг назад, – я...
– Раз уж приехали, нужно хотя бы войти и пообедать, – тон хозяйки дома не допускал возражений.
– Он торопится, мама, – ответила за него Никита. – Он просто подвез меня. Спасибо, Майкл.
– Тем более. Он оказал тебе услугу, за это его как минимум нужно накормить. Я подозреваю, что платить за билеты тебе просто было нечем.
Майкл заметил, что взгляд женщины на Никиту был ледяным, холодом повеяло даже на него. Никита искоса взглянула на него, и он увидел беспомощные глаза маленькой нашалившей девочки, которую мама собирается как минимум выпороть. Девушка тут же отвела глаза, видимо, не желая давить на него, но Майкл уже успел понять, что она нуждается в поддержке постороннего человека по крайней мере на время этого обеда с матерью. Но как же она собирается оставаться здесь, если не решается даже сделать шаг в сад родной матери? В конце концов, это его уж точно не касается, но поддержать ее еще хотя бы полчаса он вполне в силах.
– Хорошо, спасибо. Я пообедаю с вами, – Майкл опять шагнул вперед и тут же почувствовал, как вмиг похолодевшие пальцы Никиты благодарно сжали его руку.
– Тогда знакомьтесь, – предложила Никита. – Мама, это Майкл, Майкл, это Эдриан, моя мама.
Они пошли по аккуратно присыпанной просеянным песком дорожке к дому. Никита шла следом за матерью, и по ее спине Майкл видел, что настроение ее отнюдь не радужное.
Порядок в доме был таким, как будто здесь стояли какие-то пылеотлавливатели, не позволяя пылинкам оседать на безупречно блестящую поверхность мебели. Здесь не было лишних предметов, все было на своих местах. Даже страшно было ступать на пол. Майкл и сам был сторонником порядка, но такого он еще не видел. Наверное, Никите было трудно жить в этом доме с ее веселой безбашенностью и склонностью к авантюризму. Мама, вероятно, не давала ей спуску, вот она и сбежала от нее куда глаза глядят. К тому же, весь дом был заставлен и увешан вазонами и вазами с цветами и напоминал тропический лес. Это было безумно красиво. Зелень сада подступала к огромным, во всю стену окнам, поэтому создавалось впечатление, будто дом утопает в джунглях.
– Входите, – пригласила Эдриан и скрылась в зарослях, вероятно, пошла в кухню.
Когда она вышла, Никита виновато обернулась к Майклу и горестно вздохнула. Видимо, она не рассчитывала на то, что ей понадобится его помощь в общении с матерью.
– Извини, что так получилось. У мамы нелегкий характер, думаю, что ты это заметил. Если бы ты не остался на обед, я долго слушала бы ее рассказы о том, что я некультурная и навязчивая девица, не пожелавшая получить в свое время должного воспитания, что я таскаюсь по ночам в машинах неизвестно с кем, причем настолько неизвестно, что эти подозрительные типы удирают от ее матери, как черти от ладана.
– Ты права, ситуация действительно похожа на ту, которую ты описала. Мама переживает о тебе.
– О себе скорее. Она же воспитала такую легкомысленную дочь.
– Не расстраивайся.
– Ты очень сердишься?
– Не сержусь. Никита, я никогда не сержусь, у меня такое правило. Главное – действия, а мои эмоции никому не интересны.
– Ты не прав. Они интересны. По тебе никогда нельзя догадаться, что ты чувствуешь, о чем думаешь.
– По-твоему, это плохо?
– Для меня – да. Мне все время кажется, что ты недоволен.
– Наверное, изменить меня нельзя, придется терпеть, к тому же, не долго, всего полчаса обеда.
– Не вредничай, – Никита слегка оттопырила губку и шмякнулась на диван. Чем-то она осталась недовольна.
– Прошу к столу, – появилась из-за внушительных размеров пальмы Эдриан с дымящейся супницей в руках. То ли Майклу показалось, то ли она действительно послала Никите испепеляющий взгляд. Что бы он ни сказал вслух, но ему жалко было эту задорную девчонку и он не понимал, как при таком воспитании она могла вырасти такой, какой он ее узнал.
После обеда, проходившего по большей части в молчании, Майкл засобирался уезжать. Он все время ловил себя на том, что ищет любой мало-мальски подходящий предлог для того, чтобы побыть здесь хоть на пять минут дольше. Но наконец все предлоги исчерпались и придумывать что-то новое было бы глупо. Он чувствовал себя, как мальчишка, впервые почувствовавший симпатию к девочке из параллельного класса. Его пугало то, что Никита вдруг вызвала в нем симпатию. Он чувствовал, что не сможет забыть ее так быстро, как рассчитывал. Возможно даже придется погрустить, а грусть отвлекает от работы.
Воспользовавшись тем, что Никита отправилась в кухню помочь матери с посудой, Майкл вышел на зеленую террасу, благоухающую ароматом диких роз, кусты которых обрамляли эту часть здания. Что происходит, почему он вдруг вспомнил, где находится его сердце, почему вдруг оно начало так сильно биться, как будто пытается вырваться наружу? Почему ему так не хочется оставлять Никиту здесь, с суровой матерью? Почему когда Эдриан смотрит на нее этим своим фирменным взглядом, ему так хочется приласкать ее и утешить? Почему никогда у него не возникало такого желания по отношению к другим женщинам? Что же происходит? Почему? Зачем? Как вообще с ним такое могло случиться? Почему так внезапно и быстро, что он не успел даже взять себя в руки и предотвратить эту зависимость?
Он жил с Медлин четыре года потому, что это было для него удобно: Медлин никогда не задавала вопросов, ни на чем не настаивала и давала ему полную свободу. Именно такая женщина была ему нужна, он никогда не стремился к новым связям. Медлин – женщина киллера, Никита – женщина-мечта, которой у него никогда не будет, которой он не заслуживает, которую не имеет права привязать к себе.
Но чем вдруг она привлекла его внимание? Что она сделала для этого? Неужели все дело было только в том, что она выводила его из себя своей болтовней, а потом полдня молчала? Или, быть может, она просто оказалась непохожей ни на одну женщину, с кем ему до сих пор приходилось общаться...
Запах роз смешивался с запахом табака, Майкл не заметил, что выкурил уже три сигареты. Уехать сейчас – значит навсегда потерять это необычное ощущение легкости и грусти, которого он никогда не испытывал, а если и было что-то подобное, что когда-то давно, в прошлой жизни – до того как он стал таким, каким стал. Но как можно не уехать? На что он надеется и хочет ли надеяться на что-то вообще?
– Я потеряла тебя, – услышал он за своей спиной низкий голос Никиты и обернулся. Она стояла в дверях на террасу и вытирала мокрые руки кухонным полотенцем, таким же безупречно чистым, как и все в этом доме. Взгляд ее был грустным, но она явно старалась скрыть это.
– Я должен ехать, – твердо сказал Майкл, отправляя ей для осмысления свой фирменный пустой взгляд.
– Да, конечно. Ты и так задержался. Я собрала тебе немного еды в дорогу, чтобы тебе не пришлось искать место, где можно поживиться.
– Спасибо.
– Тебе спасибо. Ты очень меня выручил.
– Мне кажется, не очень-то и выручил. Ты неуютно чувствуешь себя здесь.
– Не выдумывай, это мой дом и моя мама. У тебя есть мама?
– Нет, у меня никого нет.
– Ну да! А Медлин и Сеймур?
– Они есть сами по себе, но не у меня.
– Никита! – послышался требовательный голос Эдриан из кухни. – Подойди ко мне, будь добра.
Девушка сунула в руку Майкла пакет со снедью и выскользнула с террасы. А он засобирался уходить. Нечего оттягивать отъезд, все равно придется ехать, а она останется в этом желтом доме, окруженном кустами роз, но надолго она здесь не останется, раз уже сбежала отсюда однажды. Помочь он больше не может ничем. А может, уехать, не прощаясь? Уехать, унося в памяти смешное личико с золотистыми веснушками и добродушными аквамариновыми глазами – красивыми, как отражение солнца в чистом ручье... Уехать, так и не узнав, что она думает о нем… Уехать с надеждой на то, что больше никогда ничего подобного с ним не произойдет – что никогда больше он не почувствует себя привязанным к человеку...
Майкл вошел в дом и направился к выходу. Уйти по-английски – как раз то, что сейчас ему нужно, и тогда к вечеру все эмоции стушуются и перестанут его беспокоить. Проходя мимо кадки с удивительным деревцем, цветущим ароматными лиловыми цветами, он услышал обрывок разговора Никиты и Эдриан.
– ... то напрасно ты так думаешь. Когда я перестала быть тебе нужна, ты сбежала к своему отцу и он сделал из тебя такое же ничтожество, каким является сам. Со мной ты жить не будешь, потому что я отвыкла от твоих выходок и не хочу привыкать заново, ведь придет день, когда ты опять сбежишь в Лос-Анджелес и начнешь плакаться в жилетку папочке.
– Мама, плакаться кому-то в жилетку не в моих правилах...
– Ты поехала в Анджелес, научилась всяким гадостям в духе отца, потом занималась Бог знает чем в Сан-Франциско, а теперь появляешься здесь и собираешься остаться.
– Я здесь долго не пробуду.
– Да, естественно! Ты влезла в дерьмо по самые уши и решила меня использовать. Нет, моя милая, тебе достаточно лет для того, чтобы прекратить отыгрываться на мне за все свои неудачи.
– Кто сказал тебе о каких-то неудачах? У меня все в порядке...
– Если бы было все в порядке, ты даже не вспомнила бы о моем существовании, но ты здесь, а значит я тебе понадобилась зачем-то. Я ушла от твоего отца потому, что он поступал со мной точно так же и я ненавидела его образ жизни. Потом ты уехала к нему и он научил тебя всем этим своим штучкам. Теперь можешь даже не просить меня понять тебя. Я никогда не поняла его, не пойму и тебя. И не рассказывай сказки о том, что ты занималась стриптизом – уверена, что ты лжешь. То, чем ты занимаешься, – смертный грех, запомни эти мои слова.
– Мама! – Майкл на расстоянии ощутил кипение Никиты. – Как ты можешь говорить такие вещи!
– Могу. Я твоя мать. В любом случае мои слова не дадут никакого эффекта, к сожалению. Мне просто страшно существовать с тобой под одной крышей.
– Спасибо, мама, – в голосе девушки слышались слезы.
– Ты приехала ко мне, но я не буду говорить, что это твой дом, в котором ты можешь оставаться сколько душе угодно. Твой дом в Лос-Анджелесе, рядом с твоим сумасшедшим отцом.
Какая-то внутренняя сила толкнула Майкла за кадку с деревом в кухню. В мгновение ока он оказался прямо перед заплаканной Никитой и разъяренной Эдриан. Обе вмиг замолчали и удивленно уставились на него.
– Извините, – уверенным голосом без интонаций произнес он. – Никита, я должен ехать. Выйди на минутку, пожалуйста.
Девушка выскользнула вслед за ним, и по ее лицу он понял, что она испытала облегчение, когда он прервал ее более чем неприятный разговор с матерью. Майкл повлек ее на крыльцо и закрыл дверь в дом.
– Я уезжаю, Никита.
– Да, конечно, извини, что я вышла в кухню в самый неподходящий момент. Тебе же нужно торопиться.
– Я хотел уехать, не попрощавшись. Это вполне в моих правилах.
– Не попрощавшись? – она смешалась и отвела глаза.
– Да. Но я случайно услышал часть вашего с Эдриан разговора и я делаю тебе предложение: ты можешь остаться здесь, как ты и хотела, а можешь поехать в Лос-Анджелес. Я довезу тебя, раз уж изначально за это дело взялся. Решайся, только поскорее, пожалуйста. Почему-то мне показалось, что тебе не очень уютно в этом доме, хоть это и дом твоей матери. Думай десять секунд и говори о своем решении. К сожалению, больше времени у меня нет.
– А что я буду делать в Анджелесе? Думаешь, отец будет больше рад меня видеть, чем мама?
– Я не знаю, как к тебе относится отец, но, если хочешь, можешь просто поехать... со мной.
– С тобой? Как это – с тобой?
– Примерно так, как мы ехали сюда.
– А дальше что?
– Увидим. Пока просто предлагаю тебе ехать. У тебя есть десять секунд. Время пошло.
– Подожди, подожди! – воскликнула девушка. – Мне же надо вещи забрать.
Она скрылась в доме, а Майкл застыл на крыльце. Что это он такое наговорил ей? Ехать с ним? Действительно: что же дальше? Бросить ее в Лос-Анджелесе? Сдать на руки таинственному отцу? Забрать обратно в сан-Франциско? А как быть с простреленными колесами и бомбами в багажнике? Имеет ли он право предлагать Никите ехать с ним, если его в любой момент могут убить? Честно ли это по отношению к ней? А всегда ли он поступал в жизни честно? Наверное, нет, но обычно для этого бывали причины, а здесь веских причин нет. Но если уж предложил, деваться некуда и нужно ехать. Зато эта жизнерадостная неунывающая болтунья, белокурая егоза опять окажется радом с ним в машине и дальнейший путь в Лос-Анджелес не пройдет в угрюмой одинокой тишине. Интересно, с каких пор он полюбил чье-то общество в дороге?..
– Я готова, – Никита опять возникла на пороге со своими чемоданами в руках. Надо отметить, поднимала она их без особого напряжения, а они были не легенькими. Тем не менее, Майкл отнял у нее чемоданы и пошел по дорожке к машине. Девушка двинулась следом.
Укладывая поклажу в багажник, Майкл опять бросил взгляд на бомбу. Не совершает ли он ошибку, непростительный промах, идя на поводу у минутной слабости и отдаваясь собственным инстинктам? Не подвергает ли он смертельной опасности человека, который волей судьбы вдруг стал ему небезразличным? Конечно подвергает. Оправдан ли этот риск? Чего ради Никита должна висеть на волосок от смерти? Только потому, что ей трудно выносить суровый нрав матери? Стоит ли это такого риска? Да и потом, раз уж он везет ее в Лос-Анджелес, сумеет ли он оставить ее там, если не смог уехать от нее здесь, в ее родном доме?
Вопросов очень много и практически все они сводятся к этой бомбе в багажнике. Единственная ли она? Будут ли другие? Почему они до сих пор живы, если Аспид обладает всеми теми достоинствами киллера, которые ему приписывает молва? Ясно одно: он просто играет в кошки-мышки, но на какой период затянется эта игра? Когда Майкл почувствует, что пришло время и ему вступить в игру? Что будет в таком случае с этой озорной девочкой, которую он тащит за собой по пыльным дорогам Калифорнии навстречу мрачной неизвестности, о которой она еще не подозревает? Вопросы, вопросы, сплошные вопросы. Вывод один: он совершает непростительную глупость и чуть ли не впервые в жизни не может и не хочет совладать с собой. Как будто небо на землю упало...
– Ну что ты там застрял? – Никита высунула голову из окошка и прищурилась на солнце. – Передумал?
– Нет, – по своему обыкновению сухо ответил Майкл и захлопнул багажник. Решение было принято окончательно и бесповоротно.
Теперь Никита не сдерживалась и говорила все, что ей вздумается: она была уже не навязавшейся попутчицей, а официально приглашенной путешественницей, и права ее автоматически перестали быть птичьими. Правда, она особо не усердствовала и все же не надоедала.
Майкл был предельно собран и внимательно следил за дорогой. Его волновали события, связанные с Аспидом. Бомба и лопнувшее колесо – они не будут последними, что-то еще обязательно случится. Если бы рядом не было Никиты, он бы не волновался – не было еще случая, чтобы он не почувствовал опасность, упустил момент. Если бы такое хоть раз случилось, его давно не было бы в живых. Но он взял c собой Никиту, и у нее нет этой пружины, нет третьего глаза и вообще с ней в любой момент может случиться что угодно. Ну зачем он везет ее в Анджелес?!
– Ты сказала матери, что уезжаешь? – спросил он, чтобы хоть немного разрядиться.
– Тебе показалось, что ее могло бы это заинтересовать?
– Что она подумает?
– Знаешь, мне не интересно, что она может подумать. Она мне все сказала, все, что думает обо мне. Этого достаточно, в дальнейшие дискуссии я не вступаю.
– Сложные у вас отношения.
– Мы обе – я и мама – сложные люди, нам не ужиться вместе, это стало ясно еще когда я была ребенком. Мы никогда ни в чем не уступим друг другу, а мне эта борьба порядком надоела.
– Ты – ее единственный ребенок?
– Нет, у меня есть старший брат. Он живет в Ванкувере и здесь не появляется. Если у меня с матерью отношения сложные, то у него с ней вообще никаких отношений нет. А ей от этого и легче – она не привыкла нести за кого-то ответственность, поддерживать кого-то и любить. Она живет так, как ей живется и не признает никаких связей.
– Она работает?
– Да. У нее своя небольшая посредническая контора. Ее это увлекает, потому что посредник есть посредник, ему не надо ни к кому привязываться.
– Почему ты не разубедишь ее в том, что она о тебе думает?
– О чем ты? – Никита насторожилась.
– Я слышал часть вашего разговора. Последнюю его часть. Она упрекала тебя, подозревая в чем-то неприятном. Она считает, что ты зарабатываешь проституцией?
На несколько секунд девушка замолчала, явно что-то вспоминая и взвешивая. Она задумчиво покусала губу, а потом улыбнулась.
– Ерунда все это. Слушай, давай чуть свернем, я хочу увидеть океан.
– В Лос-Анджелесе есть океан. Может быть, доберемся туда?
– Я не люблю пляжи Лос-Анджелеса. Там очень много людей, шумно, куда ни глянь – признаки цивилизации. Пожалуйста, всего на десять минут.
– А в Сан-Франциско ты на него не насмотрелась?
– Там то же самое... Прошу тебя.
Майкл лишь на сотую долю секунды взглянул на нее, и бурлящий аквамариновый поток отнял у него остатки воли. Он мог противостоять человеческим подлостям, вооруженным командам головорезов, клиентам-самодурам вроде Поля Вульфа, всему миру, вздумай он ополчиться против него. При этом он мог не обронить ни единого слова, не единой эмоцией не показать свои мысли. А тут рядом с ним сидит эта непонятная девочка, и он готов по первому ее слову свернуть с дороги и везти ее к океану, в Лос-Анджелес, к черту на кулички или куда ей еще может вздуматься поехать. Легким движением он повернул руль и машина, съехав с удобного ровного шоссе, тронулась по пыльной проселочной дороге, едва заметно выделявшейся в местных песках.
Никита развернулась на 180 градусов и принялась изучать клубы пыли, поднимавшиеся из-под колес. Она свесила руки со спинки сидения и уперлась подбородком в валик. Это затрудняло работу ее нижней челюсти, поэтому до самого побережья она молчала, а Майкл размышлял о том, что долго не слышать ее голос слишком утомительно и он не прочь был бы поговорить с ней и опять ощутить на себе тепло ее искристого взгляда. Что делать с ней в Лос-Анджелесе? Просто отпустить и попросить идти к отцу? А если она не хочет к нему идти? У них какие-то совершенно странные отношения – она любит его, но поехала не к нему, а к матери, с которой, если ей конечно верить, не ладила чуть ли не со дня собственного рождения. Правда, от матери она сбежала довольно быстро, но непонятно, что будет у нее с отцом. В глубине души Майкл понимал, что так просто теперь отпустить ее нет никакой возможности. Неужели он так и будет возить ее до конца своих дней? Наверное, так и будет – у него нет сил расстаться с ней, это надо признать, ведь он сильный человек и слабостей у него практически нет. Зато теперь есть уязвимое место...
– Посмотри, – наплевав на сдержанность, он протянул правую руку к Никите и провел пальцами по ее предплечью. Она вздрогнула от такого ненавязчивого и определенно ласкающего прикосновения и обернулась, испуганно глядя на него. Он не понял ее испуга – она словно боялась того, что несомненно уже произошло. Он чувствовал каждой клеточкой, что не он один чувствует сейчас такое притяжение, что она ощущает то же самое. Он видел, слышал, осязал и вдыхал это чувство, от которого уже нельзя было отказаться и отбросить в сторону, как ненужную вещь, случайно оказавшуюся в руках. Даже если бы Никита старалась скрыть то, что творилось в ее душе, Майкл увидел бы все, а она, как ни странно, старалась... Это он понял только сейчас, когда увидел в ее глазах испуг. Чего ты боишься, мышонок? Что мешает тебе чувствовать? Ведь ты не вынуждена отказываться от слабостей, тебе можно иметь уязвимые места. Так почему? Как объяснить этот трепет, эту затравленность, на одно мгновение мелькнувшую в больших широко раскрытых глазах? Почему когда тебя бросил Сеймур, ты позволила себе громко скандалить с ним и открыто рыдать на стоянке, хоть и среди ночи, а тут вдруг испугалась настолько, что вскакиваешь от невинного прикосновения к своей руке?
– Что? – спросила она, быстро взяв себя в руки. Майкл кивком указал ей в направлении их движения. Перед ними темно-синей перламутровой равниной расстилался океан.
Майкл остановил машину, и Никита выскользнула из нее прежде, чем он успел что-то сказать. Она бежала к воде, не оборачиваясь, и сжимала в кулаке свою панамку. Майкл не отставал от нее, но видел только ее спину, и по этой спине отметил, что ей сейчас очень плохо, в ее душе что-то произошло в тот момент, когда он дотронулся до нее, и она изо всех сил старается совладать с собой. С кошачьей ловкостью девушка взобралась на каменную гряду над самой кромкой воды и остановилась на самом краю. Метрах в семи под ее ногами бились волны, а она смотрела на них, как завороженная, и Майкл вдруг испугался, что она прыгнет, просто возьмет и прыгнет, а внизу, вполне возможно, глубина в пару дюймов. Он инстинктивно крепко схватил ее за запястье и потянул на себя. Она обернулась, и в ее глазах засветились сила и решительность, способные сейчас перевернуть эту гряду всеми камнями дыбом.
– Что с тобой? – тихо, но жестко спросил Майкл. – Ты почему побежала? Ты за этим сюда ехала? Чтобы бегать по камням?
– Зачем ты взял меня с собой? – Никита ответила вопросом на вопрос с его же интонацией.
– Что я должен был сделать?
– Зачем ты взял меня с собой? – переспросила она. – Да, я поссорилась с матерью, но это моя жизнь, а ты и сейчас знаешь меня меньше суток. Ты хоть понимаешь, что теперь тебе от меня не отцепиться по всем законам жанра?
– Какого еще жанра? – Майкл почувствовал нарастающее раздражение.
Вместо ответа Никита выдернула руку, в мгновение ока оттолкнулась и соскользнула с камня. Майкл не успел даже выдохнуть, а она уже летела вниз. Как вернуть мгновение, когда он еще сжимал ее руку? Как схватить ее еще сильнее, а если надо – поднять на руки и унести с этих проклятых камней? Как остановить ее теперь, когда она летит вниз и неотвратимо встретится с океанской горькой водой, а если не повезет, то и с каменистым дном?.. Все бесконечное время, пока она летела вниз, Майкл выстоял со все еще протянутой к ней рукой и застывшим взглядом человека, не привыкшего пугаться чего бы то ни было. А уже в следующую секунду он увидел, как она вынырнула и, тряхнув головой, поплыла к берегу.
Изо всех сил сдерживая ярость, Майкл медленно спустился с камней и направился к девушке. Когда он подошел, она, вся мокрая, стояла на берегу и выжимала волосы рукой, в другой руке все еще была панама. Ее одежда прилипла к телу, и Майкл к своему неудовольствию отметил, что под ее белой блузкой нет и намека на бюстгальтер.
– Извини, – сказала Никита, поднимая на него глаза. – На меня что-то нашло.
– Ты могла разбиться, – он с трудом сдерживался, чтобы не заскрежетать зубами.
– Не могла. Я бывала здесь раньше, когда ездила в Санта Барбару.
– Ты ездила в Санта Барбару? У тебя есть там друзья, знакомые или родственники? Вот там я тебя и высажу. Пошли.
Майкл резко отвернулся от нее и пошел к машине, а Никита виновато засеменила следом. Он спиной чувствовал эту ее виноватость, но и не думал оборачиваться. Вместе с тем он знал, что ни в какой Санта Барбаре он ее не высадит...
Страница 1 2 3 4 5 6 7
ПОДЕЛИТЬСЯ ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ МОЖНО: http://www.teleserial.com/index.php?showtopic=3259
