Пришла в себя от пронизывающего холода и тупой боли в руках. Открыв глаза, вначале ничего не увидела и даже испугалась, что что-то случилось со зрением, но постепенно привыкла к темноте и поняла, что нахожусь в каком-то большом помещении с цементным полом, на котором собственно и лежу. Мои руки заброшены за голову, скованы наручниками, которые в свою очередь прицеплены к трубе или чему-то подобному. Сколько я здесь нахожусь? Что случилось? Что дальше? Вопросы роем вились в моей гудящей голове, но ответов пока не было. 
Надо будет гороскоп на год посмотреть, что за напасти на меня валятся? – подумала я и зажмурила глаза, поскольку неожиданно загорелась лампочка, осветив помещение. Бетонные стены, в дальнем углу какие-то стеллажи, похоже, это подвал ведь чтобы добраться до двери надо подняться на 9 ступенек, я посчитала. 
Свет снова погас, чего даже не заметила, поскольку пыталась сесть, но ничего не получалось. Сцепка наручников и трубы была жесткой, и любое движение вызывало дикую боль в вывернутых руках, но я все равно пыталась, а слезы катились по щекам. 
-- Всегда была упорной – услышала насмешливый голос и вместе с вновь загоревшимся светом, на верхней ступени появился мужчина. Подняв голову, посмотрела на визитера и едва сдержала крик ужаса. Из миллионов людей его узнала бы безошибочно, даже по запаху или шагам – Гюнтер! 
Никогда не бывает так плохо, чтобы не могло стать еще хуже – обреченно подумала я и события двухгодичной давности всплыли в памяти. 
По окончании Сорбонны мне предложили работу в одной известной немецкой газете. Никогда не любила Германию, но условия контракта были крайне привлекательны, а начинающему журналисту надо завоевывать имя и лучше это делать в известном и уважаемом издании. 
Почему-то, видимо из-за внешности, мне поручали освещение всевозможных светских мероприятий, а хотелось серьезного журналистского расследования и толп народа как горячие пирожки расхватывающие свежей номер газеты с моей статьей. Как известно, кто ищет то обрящет и я исключение не составила. Волей судеб случайно разговорившись с одним подвыпившим врачом на очередном приеме, стала обладателем крайне заинтересовавшей меня информации. А буквально через два дня ко мне подошел Клаус Перех – звезда нашего издания и попросил о помощи. Ему требовалось поговорить с человеком, который не владел ни немецким, ни английским языками. Столковавшись с этим нервным и испуганным мужчиной, оказавшимся беженцем из бывшей Югославии мы с Клаусом поняли, что с разных концов ухватили одну и ту же сенсацию. За несколько месяцев интенсивного и кропотливого труда мы смогли раскрыть, а главное с документами на руках доказать без преувеличения преступление века. Суть заключалась в том, что в ходе войны на Балканах в плен попадали люди, которых впоследствии убивали, а их органы продавались в ведущие клиники Западной Европы для трансплантации. Это была бомба и она разорвалась, только, к сожалению, в наших руках. Слишком много сильных мира сего в союзе с мафией были заинтересованы в сокрытии правды, а мы были неосторожны. Мне повезло, почему-то никто всерьез меня не воспринял, а вот то, что перед смертью сотворили с Клаусом, добиваясь выдачи собранного досье, вспоминать без содрогания невозможно. 
В память о Клаусе я хотела довести дело до конца, несмотря ни на что и пришла на съемную квартиру Переха, где хранился второй экземпляр компромата. Вероятно за мной следили, поскольку стоило мне зайти в квартиру как следом вломилось несколько амбалов и в весьма грубой форме, подкрепляемой оплеухами потребовали сказать, что мне здесь надо. Заливаясь слезами, почти настоящими, поскольку удары были весьма болезненны, стала говорить о своей безответной любви к Клаусу и желании взять хоть что-то на память о погибшем друге. 
Судя по всему образ глупой блондинки я создала достаточно успешно, во всяком случае меня больше не били, а запихнули в машину и куда-то повезли, но предварительно они подожгли квартиру и сами того не зная все-таки исполнили поручение, компромат превратился в пепел. Ехали долго, на голову мне одели мешок и в таком виде я и предстала перед кем-то. 
-- О чем тебе рассказывал Перех? – услышала вопрос, заданный на английском, но говорящий явно не был англичанином. 
-- Кто вы? Что вам надо? Я ничего не знаю, отпустите меня! – заголосила я, вполне справедливо полагая, что выходить из образа преждевременно. 
Еще около часа на все лады меня спрашивали про Клауса, причем мешок с головы сняли, но заставили встать на колени и повернуться лицом к стене. К концу этого унизительного мероприятия я уже и сама поверила в свою легенду и умоляла сжалиться и отпустить абсолютно искренне. 
Наконец чей-то гнусавый голос на немецком языке сообщил, что если я кому-то проболтаюсь о том, что было, то умирать буду долго и мучительно, а сейчас меня отпускают. Не веря своему счастью, закивала, причем вполне искренне. Людям все равно уже ничем не поможешь, а мне нестерпимо захотелось жить. 
На меня вновь нахлобучили мешок и повели к машине. Не ожидая ничего дурного, я тихо сидела и строила планы на будущую неделю. О том, что на самом деле уготовила судьба я узнала буквально через час, когда машина остановилась и мне было велено выходить. Самовольно стянув мешок, увидела фасад старинного дома, а рядом со мной стоял гигант типично арийской внешности, как будто сошедший с фото 30-х годов ХХ века. 
Робко улыбнувшись, спросила: 
-- В чем дело? 
Вместо ответа он взял меня за руку и потянул в дом. Попытка сопротивления успеха не имела, поскольку весовые категории явно были несоизмеримы. Оказавшись в доме, он втолкнул меня в комнату с зарешеченным окном и единственным предметом мебели – тахтой, на которую меня и бросил. 
-- Что ты себе позволяешь? – взвилась я. 
--Меня зовут Гюнтер и ты теперь моя – заявил мужчина, снимая куртку и бросая ее на пол. 
Еще не осознавая всей серьезности происходящего, соскочив с тахты и вытянувшись во весь рост, ехидно уточнила: 
-- А ты меня купил? И денег хватило? Неужели в базарный день уродам так щедро подают? 
Сильнейший удар по лицу отбросил меня к стене, от боли слезы градом полились по щекам, смешиваясь с кровью из носа. 
-- Замолчи – услышала холодный голос Гюнтера и ощутила как с меня срывают одежду. 
Ярость придала сил и я сумела ногтями весьма ощутимо располосовать лицо, а также впиться зубами в руку Гюнтера. 
-- Дрянь – процедил мужчина и ударил меня в солнечное сплетение. 
В себя пришла от нестерпимой боли, когда Гюнтер овладел мной, а отчаянная попытка сопротивления вызвала новые побои. Закончив, мужчина поднялся и сообщил, что если я буду покорна, то моя жизнь будут довольно сносной. В противном случае сегодняшнее избиение будет считаться невинной лаской. 
Так все и покатилось, насилие перемежалось с побоями, а побои с насилием, но это было не самое страшное, в конце концов за несколько дней я впала в некий эмоциональный ступор, когда все стало безразличным. Мозг же лихорадочно просчитывал варианты спасения и не один не признавался годным. Уходя, Гюнтер тщательно запирал дверь, а меня за ногу пристегивал к цепи, второй конец которой крепился к скобе в стене. 
Плохо было то, что Гюнтеру требовались острые ощущения и даже секс в извращенной форме скоро приелся. Тогда он придумал несколько новых игр, весьма будоражащих его воображение. Так он обливал меня бензином и щелкал зажигалкой угрожая поджечь, острым ланцетом водил по моему телу время от времени делая мелкие надрезы. А еще впервые за 5 дня вывел из комнаты и привел в помещение, главным украшением которого был огромный деревянный щит на стене, на котором Гюнтер меня и распял, а потом начал метать ножи. Вот тут то меня и осенило. 
Вспомнив любимейшую сказку детства про братца Кролика и братца Лиса, я забилась в истерике, умоляя делать со мной что угодно, но только больше не метать ножи. Во время очередной принудительной близости, вспомнив уроки Кристиана, я сумела незаметно вытащить из кармана брюк Гюнтера, который не считал нужным полностью раздеваться, мобильный и зажигалку. Естественно Гюнтеру захотелось усилить ощущения и он потащил меня в уже знакомую комнату. Рыдая, я умоляла его не делать этого, но, как и рассчитывала, это лишь больше возбудило Гюнтера и он бросил меня в комнате со словами: 
-- Сегодня будет нечто фееричное. Сейчас вернусь. 
Точно, будет согласилась я и спешно бросилась обливать бензином и поджигать какое-то хламье валяющееся в углу. Все эти вещи успела разглядеть еще в прошлый раз когда минут двадцать висела на щите и придумывала план спасения. Гюнтер ведь не знал, что в детстве мои двоюродные братья очень любили играть в Вильгельма Телля, а почетная роль его сына всегда доставалась мне. Так что летящим ножом меня не испугаешь, да и не дорожила я такой жизнью. 
Только сначала надо было вызвать пожарных и полицию, а уж потом поджигать все, но тщательно продумывать планы я никогда не умела. На мое счастье пожарные приехали быстро и задохнуться в дыму я не успела, хотя впоследствии выяснилось, что главная опасность была в другом. Ящики, к которым я отнеслась столь пренебрежительно оказались тарой для динамита, а может и чего посильнее, короче дом взлетел на воздух буквально через пару минут после того как меня нашли. По счастью никто из пожарных не пострадал, а по поводу Гюнтера я и не думала печалиться. 
Немецкая же полиция, которой я сообщила о похищении и насилии выдвинула контробвинения в убийстве и очернении памяти уважаемого бюргера, щедро жертвовавшего на собачьи приюты и фонды помощи малоимущим пенсионерам, а также в уничтожении памятника архитектуры 17 века. Я была искренне рада за псов и стариков, но отказываться от претензий не собиралась. На счастье, у меня хватило ума позвонить дяде Джеральду и все было улажено очень быстро. Великое дело – спецслужбы! 
Полиция в лице инспектора Майне извинилась передо мной, про достояние нации никто больше и не вспоминал, а меня в спешном порядке отправили в лучшую швейцарскую клинику, где буквально за месяц смогли вернуть в должное психическое состояние. Правда осталась боязнь замкнутых пространств, неожиданных прикосновений, а также необходимость принимать антидепрессанты, но это все ерунда. 
И вот теперь Гюнтер, живой и невредимый, приближался ко мне, а я ведь искренне уверовала в его гибель. 
-- Пришлось потрудиться разыскивая тебя – сообщил он присаживаясь рядом со мной. 
-- Ты ведь надеялась на нашу встречу, жила одна. Я следил за тобой и все знаю – продолжил Гюнтер, а его рука заскользила по внутренней поверхности моего бедра, заставив содрогнуться от мерзости происходящего. 
Значит мне не мерещилось, за мной действительно наблюдали, что ж приятно хоть в чем-то не обмануться. Какое счастье, что слежка началась когда Адам уже уехал, страшно представить ребенка в руках этого отморозка. До сих пор не знаю Гюнтер ненормальный или просто садист. 
-- Я вспоминал, как мне было хорошо с тобой, а сегодня будет еще лучше – заверил Гюнтер, разорвав на мне майку и грубо сжимая мою грудь. 
Застонав от отвращения я закрыла глаза и сжавшись в комок с ужасом ожидала неизбежного. Стукнула пряжка ремня и Гюнтер со всего размаха рухнув на меня, странно всхрапнул и затих. Скорей бы уж все произошло – подумала я и действительно все закончилось. Неожиданно стало легко дышать, а туша Гюнтера с глухим стуком упала рядом. Открыв глаза, увидела склонившегося ко мне Мишеля с пистолетом в руке. 
Видимо из-за стресса попытка выговорить имя Мишель не увенчалась успехом, получилось какое-то мычание насторожившее моего спасителя. 
-- Не бойся, все позади – проговорил он, ласково поглаживая мою шею одновременно выстрелом из пистолета разбивая цепь, удерживающую наручники. Чрезвычайно бережно помог мне сесть и в мгновение ока расстегнул браслеты оков, которые уже до крови ободрали мне запястья. 
Вторая попытка заговорить также окончилась провалом. 
--Мари, открой рот – встревожено потребовал Мишель, видимо вообразивший бог весть что. 
С готовностью продемонстрировав язык, я в третий раз промычала непонятно что. 
-- Уходим – скомандовал Мишель и собрался взять меня на руки. 
Всегда замечала, что в критических ситуациях мозг у меня работает гораздо эффективнее и собравшись с силами я все-таки прохрипела: 
-- Мишель, труп. 
Мужчина недоуменно уставился на меня. И спрашивается чего? Как-никак убийство и надо либо вызывать полицию, адвокатов и создавать себе море проблем из-за сволочи, которую следовало убить еще в утробе матери, либо уничтожить труп и спокойно жить дальше. Когда я изложила все это Мишелю, он с каким-то нездоровым интересом стал рассматривать меня, а затем запрокинул мою голову и очень пристально вгляделся в мои глаза. Уж не знаю, что он там увидел, но хлесткая пощечина стала полной неожиданностью. 
-- Одурел что ли? – заорала я во всю мощь легких, сама не ожидала такой силы звука – мало меня этот дебил бил, так и ты туда же! Мне вообще что, ты убил Гюнтера и любая экспертиза это подтвердит, о тебе беспокоюсь. Не хочу, чтобы тебя посадили, я люблю тебя! 
Последние слова вышли невнятными из-за начавших душить меня рыданий. Держалась то я из последних сил, считая что ни к чему Мишелю мои истерики, а он меня ударил. 
-- Прости, я не понял. Ты необыкновенная девушка. Извини – Мишель обнял меня и стал тихонько убаюкивать. 
-- Так что с трупом делать будем? – вытерев слезы, решила я вернуться к нашей проблеме. 
Мишель помолчал, а потом неожиданно поднялся и со словами – я сейчас, исчез в дверях. 
Только с уходом Мишеля осознала, как мне холодно и что выгляжу препогано—волосы всклочены, юбка в каких-то пятнах, и фактически я полуголая, поскольку майку Гюнтер порвал в клочья. Не найдя ничего лучшего решила снять рубашку с трупа, пускай она в крови и дырявая, все ж лучше чем ничего. 
-- Что ты делаешь? – услышала голос Мишеля. 
Получив объяснение, он как то смутился и промолвил: 
-- Прекрати. Одень мою – с этими словами протянул ветровку и продолжил: 
-- Выходи на улицу. Я скоро. 
-- Нет. Я хочу посмотреть, что ты делаешь. 
-- Узконаправленный взрыв. Труп разнесет на кусочки, только по ДНК и смогут опознать. 
Закончив, Мишель поднялся и повторил: 
-- Иди на улицу. 
-- Нет, хочу до конца досмотреть. 
Мишель все-таки вытолкал меня за дверь и сам вышел следом, а сквозь плотно закрытую дверь раздался звук схожий с падением коробки с телевизором. Проскользнув мимо Мишеля, заглянула в подвал и лучше бы этого не делала. Зрелище было кошмарным и совладать с желудком я не смогла. В изнеможении привалилась к стене и закрыла глаза, пытаясь унять дрожь, сотрясающую все тело, отчетливо слыша, как клацают мои зубы. 
Ни слова ни говоря Мишель поднял меня на руки и понес в машину, где и уложил на заднее сидение. Во время долгого обратного пути никто не проронил ни слова. Ехали мы по каким-то проселочным дорогам не включая фар и похоже без номеров, поскольку только через 40 минут поездки Мишель остановил машину и быстро что-то заменил. 
Припарковавшись у дома Мишель собрался опять взять меня на руки, но я отстранилась и твердо сказала, что пойду сама. 
Выйдя из душа без сил опустилась на пол ванной. Только сейчас в безопасности родного дома весь ужас произошедшего накатил снежной лавиной. Захлебываясь слезами, я калачиком свернулась на полу, а в уме крутилось несколько жизненно важных вопросов. Как Мишель нашел меня? Откуда у него такие навыки и знания? И вообще кто он, Мишель Лепанж? А вот неожиданно проснувшийся въедливый внутренний голос поинтересовался, стоило ли выливать на себя полфлакона геля для душа и в течении десяти минут до красноты растирать мочалкой тело, если теперь валяешься на полу, который мыли два дня назад? Правда ответа так и не дождался, поскольку внезапно дверь с грохотом распахнулась и на пороге показался встревоженный Мишель. 
-- Мари тебе плохо? 
-- Да мне плохо, мне очень плохо! Я не знаю с кем я живу? Кто ты? Кто такая Никита? Что случилось с Адамом? – выкрикивала я, захлебываясь слезами. 
-- Мари не надо, успокойся – попытался обнять меня Мишель, но ничего не соображая я зубами вцепилась в протянутую руку. 
Осознав, что наделала забилась в угол и замерла в ожидании возмездия. 
-- Мари, я не враг тебе. Прошу успокойся – ласково проговорил Мишель и снова протянул руку. 
-- Кто ты? – повторила устало, в сущности, и не надеясь на ответ, но позволила мужчине положить руку на свое плечо. Мишель привлек меня к себе и крепко сжал в объятиях. 
-- Мне страшно, ты пугаешь меня – жалобно всхлипнув, я затихла, прижимаясь к груди Мишеля. 
-- От правды тебе станет легче? – иронично спросил Мишель. 
-- Значит ты мне лгал? – спросила я чувствуя как уходят последние силы. 
Посадив меня на край ванны и сам присев на корзину для белья, Мишель долго смотрел мне в глаза, а потом заговорил: 
-- Я служил в секретном правительственном подразделении по борьбе с терроризмом. Для нас не существовало законов и судов, мы просто находили и убивали. Потом у меня похитили Адама и чтобы спасти жизнь ребенка я предал своих коллег. Хорошее отношение руководства спасло жизнь мне и сыну, но со службы пришлось уйти. Так я начал жизнь обычного человека. Прошло три года, а потом в моей жизни появилась ты и все изменилось. Я больше не сожалел о прошлом, а начал думать о будущем, нашем общем будущем. О дочке похожей на тебя. Я полюбил тебя Мари, поверь мне, все что я говорю – правда. 
Прижавшись к Мишелю, я неудержимо зарыдала. Минут через десять, когда слезы иссякли, я смогла снова посмотреть в глаза Мишелю и увидела там лишь бесконечную нежность. 
-- А Никита? И почему Майкл? 
-- Просто основной язык организации был английский, поскольку у нас работали люди из разных стран. А Никита была моей ученицей, и мы были любовниками. 
-- То есть Елена? 
-- Это сложно объяснить. В каждой из этих женщин было нечто привлекавшее меня, но если бы у меня был выбор, я никогда не оставил бы Елену 
-- Из-за Адама? 
-- Нет. Просто она нуждалась во мне, как и ты, а Никита – нет. 
-- Я не понимаю. 
-- Никита была нужна мне. 
-- Ты любил ее? – задала давно волнующий вопрос и затаила дыхание. 
-- Я люблю тебя. 
-- Но Никита – с настойчивостью терьера добивалась я ответа. 
-- Мари, не важно что было важно что осталось. Каждый из нас выбрал свой путь в жизни. Мне нужна только ты. 
С этими словами Мишель стянул с моих плеч халат и начал целовать шею, постепенно опускаясь ниже. С каким-то испугом осознала, насколько возбужден мужчина и попыталась отвлечь его чрезвычайно важным для меня вопросом: 
-- Мишель, а как ты нашел меня? 
-- По сигналу твоего мобильного – пробормотал он, не прекращая ласкать меня. 
Могла бы и сама догадаться о чем-то подобном, неприятно конечно быть собачкой на привязи, но иначе сейчас мной обладал совсем другой мужчина, и стонала бы я не от удовольствия. 
Повинуясь внезапному порыву, повисла на мужчине, ногами крепко обхватив его бедра и начав пылко целовать его лицо. Застонав Мишель открыл ногой дверь и через мгновение оказавшись в спальне мужчина больше не сдерживал себя. 
Конечно, за время жизни с Мишелем я узнала много нового о способах любви, но что он проделывал со мной сейчас, было абсолютным открытием. В голове мелькнула дурашливая мысль о борьбе с терроризмом за мир в постели но озвучить ее не успела задохнувшись от восторга ощутив, что Мишель овладел мной. 
Никогда еще он не был таким неутомимым, настойчивым и требовательным, заставлявшим подчиняться любой прихоти и отдаваться без остатка. В окно уже заглядывало солнце, когда наконец насытившись, Мишель отпустил меня и позволил отдохнуть. Засыпая, слышала его очередное признание в любви и хотела ответить тем же, но сорванный от криков восторга голос не повиновался. 
Проведя весь день в постели, поскольку встать у меня не было никаких физических сил, я размышляла об очередном крушении всех планов. Потому как в ближайшие дни на пляж точно сходить не смогу, ведь как быстро сойдут синяки от чрезмерно бурных проявлений любви Мишеля я не знаю. 
Ну и ладно, позагораю на заднем дворе, можно будет даже сделать это без плавок, только уточню у Мишеля не видно ли меня из соседних домов. 
Ночные же откровения Мишеля особых эмоций у меня не вызвали. Подумаешь, одной тайной в нашей семье стало больше! Я ведь до сих пор не знаю правды о моем прадедушке Александре, да и о бабушке с дедушкой тоже. Доподлинно известно, что прадед в начале 30-х годов жил в России, а потом воевал в Испании, а в 1943 году был расстрелян в гестапо за участие в движении Сопротивления. Бабушка же всю жизнь учила сжигать меня все письма и дневники, не болтать лишнего и молчать о всех странностях происходящих в доме. В день 9 мая они с дедом всегда накрывали стол и пили водку со странным тостом «за нашу победу», а потом в 6 часов вечера пили третью рюмку в полной тишине. А еще в какой-то день в начале ноября всегда готовили винегрет и тоже пили водку. Надо сказать, что обычно дед не пил ничего крепче светлого пива, а бабушка вообще не употребляла спиртного. 
Кстати, единственный раз, когда я видела бабушку в слезах был, когда она смотрела фильм про какого-то русского шпиона и звучала песня с удивительно красивой мелодией и словами вроде «где-то далеко идут грибные дожди, в маленьком саду созрели вишни». До сих пор не знаю, что такое грибной дождь, бабушка не захотела со мной говорить, а спрашивать у посторонних не решилась. 
После смерти бабушки в доме не осталось никаких документов, она все сожгла, даже фото, но два ордена Красного знамени остались как память и вечная загадка, кто и за что был награжден. 
Да и собственный отец вызывает у меня подозрения. Слишком уж странно, что человек представляющийся бизнесменом, регулярно оказывается в местах, где вскоре начинаются всевозможные социальные потрясения. Так в 1983 он был в Гренаде, потом в Гондурасе, затем практически обосновался в Пакистане с периодическим наведыванием в Афганистан, 1991 год встречал в Кувейте, а потом переместился на Балканы. Сейчас же он в Африке то ли в Сомали то ли в Руанде. И это с учетом того, что отец вырос в Америке, окончил Гарвард, а может и еще что. Хоть это его дело, отца я знаю очень плохо и дядю Джеральда всегда любила гораздо больше. 
Да ведь и про дядю Джеральда с его службой в разведке прямо никто никогда не говорил. Его дети Кристофер и Джеймс узнали правду уже учась в колледже, а вот я знала все еще в 5 лет, но это из-за привычки подслушивать и подглядывать. Причем никакой дурной цели у меня не было, просто нравилось быть причастной к взрослым тайнам. 
Забавно, но когда мы с Мишелем летали в Ирландию на скачки в которых участвовал жеребец из конюшни моего дяди Патрика и я познакомила Мишеля с родней, дядя Джеральд очень подозрительно смотрел на Мишеля, впрочем как и он на дядю. Правда к вечеру они после победы нашего Палиндрома, явно прониклись друг к другу симпатией и даже решили вместе выпить. Теперь я понимаю, что тут сработал принцип «рыбак рыбака видит издалека». 
Честно, я была заинтригована. Дело в том, что перепить дядю не удавалось еще никому, крепкие ирландские корни дорогого стоят. Да и посмотреть на пьяного Мишеля было страшно интересно. Страшно, потому что помнила пьяные дебоши бывшего мужа, а интересно – как поведет себя всегда выдержанный Мишель, когда хмель ослабит сдерживающие центры мозга. 
Сенсация, как оказалось, ждала меня утром, а ночью лишь чуточку покачивающийся Мишель вошел в нашу комнату, самостоятельно разделся, и что меня особенно умилило, аккуратно сложил одежду на стул, а потом лег в постель и мгновенно заснул. К его пробуждению я успела метнуться за пивом, выпросить у тетушки Милисенты чуть-чуть рассола, а еще принести целую банку холодной воды, но все это не понадобилось. Бодрый Мишель, как ни в чем не бывало начал новый день, а вот дяде Джеральду было очень плохо. Первый и надеюсь последний раз видела его в таком состоянии. Вот кому понадобились и рассол и пиво и холодная вода! 
На прощание мужчины улыбались абсолютно искренне, а мне дядя шепнул «правильный мужик, теперь я за тебя спокоен». 
Вернувшийся из лагеря Адам показался мне значительно подросшим и каким-то повзрослевшим. Он с гордостью демонстрировал нам свое умение развести костер и приготовить на нем рыбу. С этой целью я пожертвовала карпом, которого собиралась фаршировать, но уступив просьбам, отдала рыбу мальчику, решив, что в случае неудачи на обед будут сосиски. Зря я усомнилась в способностях Адама, видимо кулинарные таланты передались ему от папы.