Страница 1 2 3 4 5 6 7 8
Среди ночи к нему пришла Никита. Она была вся мокрая, как будто на нее вылили ведро воды, холодная, дрожащая. Майкл едва успел подхватить ее. Она упала к нему на руки, совершенно обессилев. Что с ней могло произойти? Она плакала. Во всяком случае, из ее глаз текли слезы. Почему она пришла именно к нему? Неужели чувствовала, что он не переставал думать о ней? Наверное, его желание увидеть ее было настолько сильным, что она даже сумела услышать его мысли.
Майкл на руках отнес ее в комнату и уложил на свой диван. Испуганный заспанный Биркофф топтался рядом. Под плащом на Никите было только вымокшее до нитки платье. Ее бил озноб, и от мокрой ткани ее нужно было избавить.
– Биркофф, у нас есть молоко? – Майкл обернулся к другу.
– Было. Да, наверное.
– Пожалуйста, вскипяти его и добавь меда. Ее нужно согреть.
Майкл собирался раздеть Никиту. Это было необходимо. Но он не хотел присутствия Биркоффа. А как объяснить парню, что его не должно быть рядом? Сеймур отправился хлопать дверью холодильника, а Майкл осторожно приподнял Никиту, чтобы найти молнию на ее спине. Опустив застежку, он стянул мокрую ткань с ее плеч. Стараясь не обращать внимания на манящую, ослепительную красоту тела девушки, он лишь на долю секунды замешкался. Он смотрел на ее лицо, на золотистые мягкие волосы и думал о том, что совсем не многие мужчины стараются сдержаться в ее присутствии. Интересно, а как она себя чувствует при этом? Привыкла или каждый раз содрогается? Привыкнуть можно ко всему, но зачем? В конце концов, это ее выбор. Она совсем молоденькая: скорее всего, ей слегка за двадцать. Она еще может все изменить в своей жизни и забыть напрочь о своем прошлом. Но хочет ли она этого? Если бы она спрашивала у него совета, он, конечно, должен бы был сказать ей о своем мнении, но ей это не нужно, поэтому необходимо смириться с ее выбором и даже не думать об этом.
Мокрый комочек платья оказался в руке Майкла, он бросил его на стул, нашел длинную футболку и натянул на Никиту. Биркофф появился со стаканом горячего молока и остановился на пороге, наблюдая за тем, как Майкл укутывает свою гостью в одеяло.
– Можешь дать ей и мою подушку, – разрешил он.
– Я уже дал, – не оборачиваясь ответил Майкл. – Ты принес молоко? Давай быстрее, она может заболеть.
– Она уже заболела, – Биркофф протянул ему стакан и склонился над Никитой.
– Пока нет, только продрогла. Не пойму, почему она мокрая. На улице нет дождя, да и плащ у нее сухой.
– Майкл... – Биркофф присел перед диваном на корточки. – А ты веришь в то, что сказал о ней Рене?
– А ты? – Майкл отнял стакан от губ Никиты и внимательно посмотрел на парня.
– Я не знаю. Она такая... Ну, не похоже, чтобы это было правдой. Мало ли что она там делает, в этом "Саду Эдриан".
– Не веришь – вот и ладно.
– А ты не знаешь точно? Ты не разговаривал с ней?
– А как ты себе представляешь наш разговор? Что я должен у нее спросить? – Майкл начинал сердиться. Естественно, он не собирался рассказывать Биркоффу о своей беседе с Никитой на крыльце "Сада". Пусть думает, что их единственная встреча произошла на лестнице, когда сам Биркофф кувыркался среди рассыпанных сумок, а Майкл не мог придти в себя от удивления.
– Я не знаю, – Биркофф пожал плечами. – Наверное, и правда, глупо.
– Иди спать. Подложи под голову куртку.
– А ты?
– Не беспокойся, я выкручусь. Давай, давай. Скоро утро, а утром ты побежишь за завтраком. У нас не так уж часто ночуют девушки.
– Может быть, убрать здесь немного? – Биркофф окинул взглядом комнату, чистенькую, но захламленную рисовальными принадлежностями сразу двух художников.
– Спи, я тебе сказал, – Майкл не смог удержаться и улыбнулся. – Не волнуйся, я сам все сделаю.
Никита приоткрыла глаза, внимательно посмотрела на него и улыбнулась. Потом Майкл услышал ее сонное дыхание – она согрелась и уснула. Вскоре затих и Биркофф, свернувшись калачиком в своей разоренной постели. Майкл еще немного посидел над спящей Никитой, любуясь ею и наслаждаясь ее близостью. Во сне ее красота была такой беззащитной и мягкой... Наконец он коснулся пальцами ее волос, чтобы почувствовать ее тепло, и встал со стула.
Действительно, нужно было немного убрать. Хотя бы разложить вещи по местам. Кисти, краски, баночки-плошки, губки, полотенца... Всего так много, но все это так хорошо находит свое место, когда думаешь не об уборке, а о чем-то приятном. Всего каких-то полчаса – и комната похожа на жилое помещение. Комната не может быть одновременно спальней и студией. Когда приходится совмещать, волей-неволей смиряешься с тем, что нормальной спальни у тебя уже не будет. Во всяком случае, пока ты художник.
Майкл уснул на своем стуле, уронив голову на скрещенные на подоконнике руки. Разбудил его Биркофф, громко хлопнувший входной дверью. Майкл открыл глаза и сразу бросил взгляд на свой диван. Никита никуда не исчезла, хоть ему уже казалось, что это всего лишь сон. Она больше не сжималась в дрожащий комочек, а удобно раскинулась на своем "королевском" ложе, как будто спала не в маленькой комнатке мансарды на кое-как собранных по всей комнате подушках, а в самой шикарной спальне золотого дворца.
– Тише! – Майкл приложил палец к губам и покачал головой. Биркофф виновато вздохнул и тихонько положил пакеты на стол.
– Как ты думаешь, она ест сдобные булочки с шоколадом?
– Ты говоришь о ней, как о морской свинке, – заметил Майкл.
– Она же девушка и может сидеть на какой-нибудь жуткой диете. На всякий случай я купил овсяных хлопьев. Я читал, что их нужно есть сырыми и добавлять кусочки свежих фруктов, поэтому взял еще и яблоки. Но это на тот случай, если она это будет есть.
– Жуй сам свои хлопья, – Майкл отодвинул коробку на другой конец стола. – Мы будем есть булочки с шоколадом, а ты – хлопья, раз такой сторонник рационального питания.
– Ну ладно тебе, – обиделся Биркофф. – Откуда я знаю, что нужно было покупать?
– Можно подумать, ты никогда не имел дело с женщинами.
– Не с такими.
– Что значит, "не с такими", – насупился Майкл.
– Не с такими красивыми и ухоженными. Неужели не понятно? Помнишь мою Клер? Она же съедала на завтрак целый длинный батон с мармеладом, а пальцы вытирала о скатерть.
– Так тебе и надо. Сам виноват. Зачем с ней связывался?
– Так получилось. Но наши отношения продлились до тех пор, пока у меня не осталось больше чистых скатертей.
– Ври побольше. У тебя в жизни не было никаких скатертей.
Они развеселились и не заметили, как Никита проснулась, встала со своего дивана и подошла к ним, смущенно одергивая футболку, которая хоть и была длинной, все равно так и норовила подняться вверх и познакомить ребят с особенностями ее фигуры чуть пониже спины. Майкл обернулся к ней и какое-то время не мог сказать ни слова. Она была такой хорошенькой, такой домашней и уютной, какой он мечтал ее увидеть. В ее точеной фигурке не было ни единого изъяна, она так и просилась на холст, луч солнца играл с ее волосами, щеки были румяными от сна.
– Доброе утро, – она смущенно улыбнулась. – Я, наверное, здорово перепугала вас ночью. Сама не знаю, что на меня нашло.
– Перепугала, это точно, – просиял Биркофф, пока Майкл заново учился говорить. – Ты была вся мокрая и дрожала.
Он решил, что после проведенной в одном помещении ночи, да еще и после пожертвования им собственной подушки на ее нужды, с девушкой можно вполне перейти на "ты".
Никита не стала дожидаться, пока ей предложат стул, взяла его сама и поудобнее устроилась на нем, стараясь получше укрыться футболкой.
– Где ты так промокла? – Майкл наконец пришел в себя.
– Купалась в фонтане при свете луны. Это так здорово! Только в марте еще не открыт купальный сезон и домой добираться немного прохладно.
– Да ну! – не поверил Биркофф. – А если серьезно?
– А если серьезно, – она перестала улыбаться и посмотрела на Майкла так, как будто пыталась поговорить с ним телепатически, – я не помню точно. То ли попала под дождь, то ли под душ, то ли сошла с ума. Но сейчас все уже в порядке. Спасибо... Спасибо за то, что приютили. Наверное, я слегла бы с воспалением легких, если бы вы поступили умнее – отправили меня домой. Благо туда не так уж далеко добираться.
– Раз ты пришла сюда, значит тебе было не нужно туда идти, – твердо сказал Майкл. – Ты не могла так ошибиться подъездом, я думаю.
– Ты прав, наверное, но... Странно думать, что кому-то есть до меня дело.
– Перестань так говорить. Ты можешь приходить сюда в любой момент и просить о какой угодно помощи. Здесь тебе всегда помогут, так и знай.
– Спасибо, – тихо ответила Никита, накрывая его руку своей ладошкой. – Я могу сказать то же самое и вам с Биркоффом, но... вряд ли вы станете искать помощи в нашем... доме. Во всяком случае лично я постараюсь оказаться рядом, если это будет нужно.
Майкл улыбнулся ей. Она совершенно покорила его, а тепло ее ладони заставило его сердце подпрыгивать в груди, как шарик для пинг-понга. Он видел, что она делает это не нарочно для того, чтобы завести его, а как ребенок старается на ощупь найти путь к пониманию собеседника.
– Я приготовлю кофе, – Майкл встал со стула, с неохотой расставаясь с рукой девушки. – Позавтракай с нами, Никита. Биркофф переживал, ешь ли ты булочки с шоколадом.
– Я ем все что угодно, особенно по утрам, – она улыбнулась Сеймуру, внезапно удивленно заморгавшему. – Что с тобой?
– Никита? Почему Никита? Разве тебя зовут не Жозефина?
– Жозефина – это... ну, прозвище, что ли. Мама назвала меня Никитой.
– Откуда такое имя?
– Не знаю. И спросить не у кого. Я терпеть не могу имя Жозефина, но приходится смиряться. Некоторым людям не нравится, когда у девушки мужское имя.
– А людям какое дело?
– Вообще-то ты прав. Тебе оно нравится?
– Конечно! Спрашиваешь! Жозефина – это как-то... слишком скользко, как будто вазелин по полу размазался.
– Ну ты и придумал!
Майкл с улыбкой послушал их разговор ни о чем, стоя в дверях, а потом отправился варить кофе. Что там говорить – это было замечательное утро, самое весеннее утро за все прожитые им годы.
Никита ушла сразу после завтрака, поплотнее задрапировавшись в свой плащ. Майкл смотрел, как она вышла из подъезда, зябко поежилась, вспоминая, наверное, о своей ночной прогулке, быстро пересекла дорогу и исчезла за дверью "Сада Эдриан". Майкл отошел от окна и взялся за кисти. Теперь он открыл для себя другую Никиту, он мог нарисовать совсем другой ее портрет и хотел это сделать немедленно. Теперь это уже не Жозефина, девушка у окна, а более сложный, реальный и близкий человек. Теперь это не расплывчатый образ у окна, а смесь льда и пламени, личность, к которой нельзя относиться однозначно.
На холсте появилась девушка с растрепанными волосами и в длинном плаще. На ее лице видны боль, сомнения, даже легкая дымка страха. Но в то же время ее глаза светятся теплом и надеждой. Это уже намного больше, чем просто блондинка у окна. Теперь это более четкий образ, и Майкл хотел завершить начатое, его просто рвало на части от желания увидеть то, что в итоге у него получится.
– Ты опять рисуешь ее? – Биркофф отложил свою работу и заглянул через плечо Майкла в его труды. – Боюсь, тебе опять не понравится то, что ты сделаешь.
– Почему ты так решил? – Майкл обернулся и серьезно посмотрел на друга.
– Стоит тебе опять посмотреть на нее под другим углом, и ты бросишься рвать все в клочья. Мы это проходили.
– Сейчас все иначе. Я увидел ее по-другому.
– Она небезразлична тебе, я же вижу это. Поэтому ты с таким азартом берешься за эту картину. Но если бы ты просто усадил ее перед собой и написал ее портрет, все было бы совершенно не так. А ты стараешься перенести на холст ее душу, о которой не знаешь ровным счетом ничего. Ты опять будешь разочаровываться, Майкл.
– Так, Биркофф, перестань рассуждать о возвышенном. Я хочу доделать то, что начал. Пусть на это уйдет неделя, но я закончу эту работу. Что бы я там ни пытался изобразить – душу или что-то еще, – у меня все получится. И не говори мне под руку, а то уйду продолжать на улицу.
– Хорошо, умолкаю.
Биркофф пожал плечами и отошел. Майкл проводил его изучающим взглядом. Значит, его отношение к Никите уже видно окружающим? Да что же это происходит? Как он мог позволить себе так увлечься? Совершенно понятно, что Никита и он несовместимы от природы, но как же притягивает к себе эта несхожесть, запахи ее мира, незнакомые и непонятные ему, но вместе с тем такие чудесные. Когда Никита сидела рядом с ним за столом и уплетала булочки, он поймал себя на том, что ему неудержимо хочется прикоснуться к ней, просто провести пальцем по нежной коже ее запястья. Он вспомнил о том, как ночью снимал с нее платье, и внутри что-то сладко сжалось. Он старался не смотреть на нее тогда, а теперь почти жалел о том, что не смотрел. Но ведь он думал о чувствах Никиты и просто не смел давать волю инстинктам. Его сознание рисовало ее не такой, какой видел разум. Для него она была чистой и хрупкой. Он хотел, чтобы она была такой, но разум, опять же, противился этому.
Майкл встал со стула, не торопясь, чтобы не привлекать внимания Биркоффа, вышел на крохотную кухоньку, отделенную от комнаты тонкой перегородкой, опустил голову под кран и открыл холодную воду. Ситуация, в которую он попал, казалась ему нелепой, но он никак не мог успокоиться и взять себя в руки. Ему нужно было освободиться от этих чувств и желаний. Всю жизнь он был уверен в том, что женщины, подобные Никите, не заслуживают внимания, не говоря уже об уважении или чем-нибудь еще. А Никита внезапно заняла все его мысли и не собиралась их покидать. И к чему прислушиваться: к разуму или к сердцу. Ведь сердце для художника – далеко не последний советчик...
Стук в дверь заставил Майкла вспомнить о том, что вода все еще течет на его голову. Биркофф, судя по всему, не собирался открывать, поэтому пришлось позаботиться обо всем самому. Наскоро вытирая волосы кухонным полотенцем, он пошел к двери. На пороге опять стояла Никита. Теперь она была в собственном пальто, которое запахивала на груди. По всей видимости, она выскочила из дома только для того, чтобы перейти через дорогу, а на дальнейшие путешествия у нее планов не было.
– Я принесла футболку. Спасибо, – она улыбнулась, и Майклу показалось, что ее улыбка была смущенной и робкой. Во всяком случае, она опустила глаза, и он не смог ничего прочитать в них.
– Ты сегодня столько раз поблагодарила меня, что я почти поверил в то, что действительно спас тебя от чего-то опасного, – заметил Майкл, принимая из ее рук сверток и впуская в квартиру. – Можешь объяснить, что с тобой случилось, или твоя жизнь так и должна оставаться потемками для всех? Так задумано?
– Я могла бы рассказать тебе, – теперь она подняла глаза и посмотрела прямо на него. Он почувствовал, что готов на многое ради того, чтобы подольше тонуть в этой искристой голубизне и не находить свою спасительную соломинку. – Могла бы рассказать, если бы сама знала, что случилось. Честное слово, я ничего не понимаю. Меня обидели, но раньше я просто пропустила бы эти слова мимо ушей. Наверное, нервы сдают, – она опять слегка улыбнулась.
– Входи. Ты будешь стоять на пороге?
– Нет, я не останусь. Я и так провела здесь слишком много времени. И потом, вы должны работать.
– Художник работает тогда, когда имеет вдохновение. Моя муза прилетает обычно по ночам.
– Я хочу посмотреть твои работы... Твои и Биркоффа, конечно.
– Договорились.
– Ты не хочешь показать мне их сейчас?
– Нет, так это не делается. Сейчас я должен буду разыскивать достойные работы, подбирать размещение, освещение. Это не интересно. В другой раз я буду готов к тому, что ты захочешь увидеть их, и все подготовлю заранее.
– Договорились, – она повернулась, чтобы уйти, а Майкл начал напряженно искать предлог для того, чтобы задержать ее, но не находил. Вдруг она обернулась. – Извини, ладно?
– За что? – удивился он.
– За все. Я ворвалась в твою жизнь и слегка наследила в ней. Мне не хотелось, правда.
– Как ты могла наследить в моей жизни? – Сам он знал, КАК, но она не могла об этом догадаться.
– Мы живем в параллельных мирах и хоть знаем о существовании другого, не верим в него до конца. Я заставила тебя поверить. Мне почему-то кажется, что ты много думал об этом. Ты – художник, чувствительная натура. Ну что стоит заставить тебя обдумывать неприятные вещи? Я заставила, но, честное слово, нечаянно. Я не хотела.
– Никита, не выдумывай, пожалуйста. Ты – такой же человек, как миллионы других, такая же, как я или Биркофф, как моя сестра, как королева Англии. И я отношусь к тебе не хуже, чем к кому-то другому. Давай забудем о том, о чем ты сейчас подумала. Пожалуйста. Ты сама все время пытаешься напомнить мне об этом и ставишь на место. Ну что, забыли?
– Ладно, договорились, – кивнула она.
– Ну вот. А чтобы закрепить это, давай сходим куда-нибудь вместе. Например, пообедаем где-то.
Она задумалась, внимательно глядя на него. По всей видимости, она сейчас решала какую-то очень важную для себя проблему. Вполне возможно, что для нее это была проблема жизни и смерти, но Майкл не мог подслушать ее мысли, как бы ему этого ни хотелось.
– У меня другая идея. Давай лучше пойдем ко мне в гости, – наконец сказала Никита.
– К тебе в гости? – Майкл удивленно распахнул глаза. – Зачем?
– Ну вот, а сказал, что забудешь, – она улыбнулась. – Не переживай, в доме, где я живу, есть места, в которые днем не ступает нога человека. И вообще там все спят, а наша хозя... Медлин уехала по делам и будет только к вечеру. Уверена, что тебе понравится.
– Но в гости с мокрыми волосами не ходят, – Майкл вспомнил о том, что до сих пор трет голову полотенцем.
– Не переживай – они промокнут еще больше, – Никита вдруг протянула руку и осторожно дотронулась до пряди его волос, поправляя ее. Сердце Майкла с силой ударилось о грудную клетку. – Мы устроим небольшую вечеринку в бассейне. Как ты на это посмотришь? И Биркоффа возьмем с собой, он ведь тоже побыл моей сестрой милосердия.
– Да, конечно, – Майкл вдруг понял всю прелесть предстоящей "вечеринки" и искренне надеялся на деликатность Биркоффа, у которого должна найтись масса дел поинтереснее. Он всунул голову в комнату и, пока Никита обходила его, принялся делать другу знаки, умоляя не делать того, что ему сейчас предложат. Биркофф удивленно моргнул, но понять ничего не смог.
– Сеймур, – головка Никиты тоже оказалась в комнате, – я предлагаю вам с Майклом отправиться ко мне в гости. Небольшая вечеринка средь бела дня. Ты не против?
– Я не против! – обрадовался Биркофф, совершенно забыв о немом вступлении Майкла. Майкл обреченно посмотрел на него, но парень так обрадовался возможности побывать в настоящем борделе, что все остальное для него просто перестало существовать, и Майкл в том числе. Пришлось собрать волю в кулак и смириться с тем, что у них будет дуэнья. Но ради того чтобы иметь возможность видеть Никиту подольше, Майкл был готов абсолютно на все.
– Тебе нравится? – Майкл услышал за своей спиной низкий чувственный голос Никиты и инстинктивно прикрыл глаза. Он сидел в шезлонге в маленьком закрытом солярии у самой кромки бассейна. Тропики зимнего сада вливались зеленой волной и сюда, превращая бассейн в маленький лесной теплый пруд, в котором уже полчаса плескался Биркофф.
– Биркоффу нравится.
Майкл улыбнулся и слегка повернул голову, чтобы увидеть Никиту. Она вышла к ним босиком, в коротеньком бордовом купальном халатике, небрежно стянутом на талии пояском. Майкл с трудом сдерживался, чтобы не обидеть ее изучающим взглядом. Она села на краешек соседнего шезлонга и на долю секунды задержала свой взгляд на красивом теле Майкла. Потом сосредоточилась на Биркоффе, в который раз пересекающем бассейн брассом.
– Я вижу. А тебе?
– А я... Никита, здесь можно курить?
– Здесь все можно делать, – она внимательно посмотрела на него. – Это мужской рай. Я попросила Вальтера принести зажигалку и сигареты. Подожди минутку. Так ты не ответил на мой вопрос.
– Я чувствую себя здесь воришкой, забравшимся в соседний сад за яблоками.
– Напрасно, – она явно расстроилась. – Знаешь, когда я увидела тебя сидящим в этом шезлонге в таком напряжении, я сразу так и подумала и пожалела о том, что предложила такое времяпрепровождение. Честное слово. Я не хочу, чтобы ты так напрягался. Что тебе мешает? Чего ты хочешь? Хочешь – уйдем отсюда в какой-нибудь кегельбан и будем пить там пиво. Хочешь?
– Ты смеешься надо мной?
– Ничуть. Я просто пытаюсь догадаться, что ты любишь.
– Я не сказал, что не люблю бассейны...
В солярий вошел Вальтер с подносом и широкой улыбкой. Он подошел к Никите и Майклу и разгрузил свой поднос на маленьком столике рядом с ними. Майкл почти испуганно окинул взглядом тарелки, принесенные дворецким, и понял, что из всего содержимого он знаком разве что с мидиями и авокадо, нафаршированными креветками. Все остальные кушанья были не похожими ни на что из того, что он ел до сих пор. Никита даже не смотрела на столик. Вальтер налил красного вина, протянул Майклу зажигалку и сигареты.
– Что-то еще хочешь, сладкая? – спросил он у Никиты.
– Может быть, мороженого. Попозже. И кофе. Майкл, ты будешь пить кофе?
– Да, конечно, – он поспешил кивнуть, чтобы его не заподозрили в излишней переборчивости.
– Я ужасно люблю кофе с мороженым, хоть зубы от этого не становятся крепче. У всех есть свои маленькие слабости, – сказала она, когда Вальтер покинул их.
– Ты так и живешь? – Майкл почувствовал, что от волнения не может справиться с зажигалкой.
– Как? – удивилась Никита.
– Вот так: с креветками, мороженым и бассейном.
– А как мне жить? Да, все так и есть, но в основном днем я сплю. У меня бывают выходные, я хожу на вечеринки, в ночные клубы, куда-нибудь еще. Конечно, есть места, в которые мне хода нет, но я не особо и стремлюсь к этому.
– Но для тебя это нормально? То есть, ты никогда не жила иначе и не сможешь изменить свой образ жизни?
– Зачем? – Майкл заметил, что она напряглась всем телом.
– Я... Я не знаю... Мне просто интересно.
– Моя жизнь раньше была другой, не такой как сейчас, и я смогла бы жить иначе, как ты выразился, но не хочу. Зачем? И потом, Майкл... если тебя так беспокоит моя жизнь, наверное, мы напрасно наводим эти мосты. Глупая затея.
– Извини, – Майкл осторожно взял ее за руку. Он жалел о том, что их беседа вошла в плохое русло.
– Тебе не дает покоя то, чем я занимаюсь? Знаешь, Майкл, очень многие женщины делают то же самое, но к ним относятся иначе. Сказать, почему? Потому что они называют это как-то по-другому, а я предпочитаю называть вещи своими именами.
– Не будь такой резкой... Я не хочу обижать тебя.
– Я хочу, чтобы ты раз и навсегда решил, как ко мне относиться. Это возможно?
– Возможно. Мы пойдем купаться?
– Ты решился поплавать? – Никита с недоверием на него посмотрела.
– Не самое сложное решение в моей жизни.
Майкл встал с шезлонга и протянул Никите руку. Она отказалась от его помощи, все еще расстроенная их разговором, но встала и сняла свой халатик. Майклу показалось, что он начинает слепнуть от восхитительной красоты ее тела. Она была в темно-синем закрытом купальнике, закрывавшем некоторые участки кожи, обычно открытые бикини, но подстрекавшем мужскую фантазию к продолжительному полету. Ее движения были плавными и, как показалось Майклу, даже какими-то замедленными, но скорее всего, просто время изменило для него свою скорость. Девушка медленно спустилась по ступенькам в воду и обернулась к нему.
– Ты хотел искупаться или посмотреть на наше с Биркоффом синхронное плаванье? Иди сюда, – она поманила Майкла пальцем.
Он подошел к кромке бассейна, мокрой от плескания Биркоффа, и спустился на первую ступеньку лесенки, не решаясь отвести взгляд от Никиты. Внезапно она протянула руки, обхватила его за щиколотки и с силой дернула вниз. В мгновение ока Майкл оказался в воде и едва не стукнулся спиной о ступеньку, но Никита предусмотрительно подставила руку и предотвратила удар.
– Нужно быть решительнее, молодой человек, – мотивировала она свое поведение.
– Где ты этому научилась? – удивился Майкл, отходя от шока и соображая, что благодаря вовремя подставленной руке он не только оказался спасенным от удара, но еще и очутился в объятиях желанной женщины.
– Одним моим знакомым был инструктор по борьбе. Очень любил путешествовать и всегда привозил мне разноцветные ракушки. Они до сих пор хранятся у меня в шкатулке.
– А инструктор? Он больше не приезжает?
– Нет. У него сейчас своя школа в Австралии и четверо собственных ребятишек. Он был другом моего отца и всегда любил со мной возиться, вот и научил меня нескольким простым приемчикам. Поплыли!
Она высвободила руку из-за спины Майкла, легко оттолкнулась от дна бассейна и поплыла к Биркоффу. Майкл почувствовал, что плавать он не может и может пойти ко дну, потому что его постоянно подмывало смотреть на Никиту. Чтобы не расстраивать ее, он вышел из бассейна, взял себе все курительные принадлежности, вернулся в воду и, усевшись на маленькую уступочку, принялся задумчиво дымить сигаретой.
–Тяжело с тобой, – Никита подплыла к нему, осторожно взяла из его руки сигарету и поднесла к своим губам. При этом она безотрывно смотрела в его глаза. Майкл старался понять ее взгляд. С одной стороны, она вроде бы изучала его, а с другой, ее взгляд был куда более глубоким, нежели изучающий. Майкл видел, что она серьезно относится к их знакомству, куда серьезнее, чем ко всему остальному, что с ней произошло за те несколько дней что он ее знает. Возможно, это было даже серьезнее, чем та обида, которая заставила ее бегать мокрой по улице среди ночи. Она внимательно смотрела на него, как бы пытаясь выяснить, что же ОН думает о ней, чувствует ли он все так же остро, как она сама, или просто мечтает получить победу над женщиной, победить которую практически невозможно – во всяком случае, дотронуться до ее души. Майкл и сам запутался в своих ощущениях. Единственное, что он знал наверняка – обманывать ее он точно не собирался.
– Тяжело? – Майкл попытался выдавить из себя улыбку.
– Невероятно. Я прилагаю титанические усилия для того, чтобы доставить тебе удовольствие, буквально в рог извиваюсь, а ты не нашел для себя более приятного занятия, чем пускание дыма кольцами. Я сдаюсь, Майкл. Давай, говори мне, чем ты хочешь заняться.
– И ты собираешься исполнить любой мой каприз? – он игриво прищурился.
– Ну... по мере моих возможностей.
– Поговори со мной, – предложил он.
– Не думала, что твоя просьба будет такой сложной для исполнения, – она смотрела на него совершенно серьезно. – О чем ты хочешь говорить?
– Класс! Креветки! – шумно восхитился Биркофф, успевший выскочить из воды и обнаружить накрытый Вальтером столик.
– Мне все равно. Мне приятно находиться здесь, рядом с тобой. Я сижу в красивейшем бассейне, надо мной склоняются великолепные растения, я ем что-то такое, названий чего даже не знаю, и среди всего этого самое роскошное – это ты. Наверное, я чувствовал бы себя не менее довольным, даже если бы мы сейчас находились в том же кегельбане, о котором ты говорила. Я просто не заметил бы ничего вокруг, как не замечаю сейчас.
– Хм... – она задумалась. – Ты уверен, то твое призвание – не поэзия? Получается неплохо. Но я не люблю слушать такие речи, Майкл. Предупреждаю сразу. Я просто не верю им. Иногда достаточно услышать самую простую фразу ни о чем и понять из нее очень многое, а такие слова очень часто ничего не значат. Слишком часто, я бы сказала.
– Обычно я мало говорю.
– Я заметила. И мне даже хочется тебе поверить, но давай сменим тему. Хорошо? Расскажи, почему тебя зовут Майкл, а не Мишель.
– На самом деле меня зовут Мишель Самюэль, а Майклом меня назвали мои друзья в колледже. Большинство из них были англичанами, а им так было привычнее. Вот и прицепилось. А кто назвал тебя Жозефиной?
– Какой ужас! – Никита округлила глаза. – Опять! Медлин назвала меня Жозефиной. Это наша "мама". Как тебе больше нравится ее назвать? Я право не знаю. А еще я не знаю, почему она назвала меня именно так. Может быть, для нее это имя с чем-то и связано, но для меня абсолютно ничего не означает. Забудь уже о нем.
– Отдай мою сигарету, – Майкл улыбнулся и разжал ее пальцы, отнимая окурок. Никита внимательно наблюдала за тем, как он подносит сигарету к губам.
– Пойдем к Биркоффу, а то он все слопает, а нас потом стошнит от сладкого, – она тряхнула мокрыми волосами, как будто отгоняя наваждение.
– Ты считаешь, что я достаточно наплавался? Я еще не успел докурить одну сигарету, даже с твоей помощью.
– Все равно от тебя толку не добьешься. Ты же не умеешь плавать.
– Я не умею плавать?!
Майкл бросил окурок в пепельницу, оттолкнулся от стенки бассейна и разрезал воду ловким четким движением. За несколько секунд он доплыл до противоположного края и свернул в сторону – в этом месте бассейн делал небольшой поворот и тонул в зарослях. Вдруг он почувствовал чье-то прикосновение и чуть не пошел ко дну от неожиданности, но увидев, что это Никита, с трудом удержался на плаву. Она догнала его и просто схватилась за его руку.
– Испугался? – тихо спросила она. – Извини.
– Я подумал, что у вас здесь водятся акулы, – попробовал отшутиться Майкл, но уже понял, что ему не до шуток.
От такой близости тела Никиты даже его голос осел и плохо слушался. Она была так близко, что он слышал, как бьется ее сердце. Она вдруг показалась ему совсем одинокой и беспомощной, захотелось покрепче обнять ее и приласкать. Его рука потянулась к ней еще до того как он успел об этом подумать. Никита не смотрела на него, отводя глаза в сторону, и все еще сжимала пальцами его предплечье. Губы Майкла едва коснулись ее губ, как ветерок от крыльев бабочки, она потянулась к нему и прижалась губами сильнее. Майкл почувствовал себя мальчишкой, впервые познающим вкус поцелуя с девочкой, позволявшей носить ее портфель. Все было как в первый раз, он захлебнулся сладостными ощущениями и восторгом от того, что Никита отвечает на его поцелуй. Его захлестнула всепоглощающая нежность и он осторожно провел рукой по ее спине. Вдруг она отстранилась и отвернулась, не решаясь посмотреть ему в глаза.
– Лучше не нужно. Ты знаешь фильм "Красотка"?
Майкл молча кивнул, все еще не восстановив силы для полноценного дыхания.
– Так вот, все это выдумка. Так не бывает. И давай оставим все как есть, чтобы потом не было мучительно больно. По крайней мере, мне...
– Никита...
– Потом, потом, – она покачала головой, махнула рукой и поплыла в том направлении, где Биркофф, развалившись в шезлонге, уплетал остатки лакомств. Майклу же ничего другого не оставалось, кроме как последовать за ней.
Страница 1 2 3 4 5 6 7 8
ПОДЕЛИТЬСЯ ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ МОЖНО: http://www.teleserial.com/index.php?showtopic=9109
