Страница 1 2 3 4 5 6 7 8
Ступенька, ступенька, еще ступенька... Ноги совсем не хотят слушаться. Забыв о существовании лифта, Никита поднималась на восьмой этаж гостиницы, в которой жил Пол. Принять единственно верное решение – вот что главное. Лифт, лестница, зябкая изморось на улице не имели значения. Ступенька – мысль, ступенька – воспоминание, ступенька – отрезанная часть жизни. Резать свое сердце по кусочку, иссушать память, накладывать жгут на кровоточащую душу... Он не мог принять ее, это было ясно с самого начала. Но в какой момент времени она перестала осознавать это? Ведь в самом начале она мыслила довольно трезво. Любить человека за деньги? Как это глупо! Любить деньги, отделяя их от чувств, совсем не сложно. Во всяком случае она делала это не задумываясь, значит это не составляло труда.
Ступенька, ступенька... Она уже почти наверняка знала, что сделает, на что решится. Не хотелось ничего никому доказывать, она думала только о Майкле, о том, что нужнее для него: влюбленная проститутка или признание и достаток. Он считает, что искусство и деньги несовместимы? Замечательно. Она знает, что сделать, чтобы деньги не фигурировали в его истории. Он хочет оставаться нищим? Ерунда. Никто этого не хочет. Насильно вложить ему в руки то, чего он заслуживает? Но она по его глазам видела, как он мечтает о выставке, да он и сам ей сказал об этом только что.
Рука потянулась к двери номера Пола и остановилась на полпути. Решилась? Точно решилась? Не будет больше слез и побегов сквозь ночь? Нет, бежать некуда, а от слез зарекаться нельзя, но это уже ее личные проблемы, она сама выбирает себе дорогу, всегда выбирала сама.
Пол открыл ей сам, удивленно приподняв брови.
– Входи, Жозефина. Но ты одна? Где же твой друг художник?
– Он... не придет, – она переступила порог и остановилась у закрывшейся за ее спиной двери в шикарном номере дорогого отеля. Это была ее среда, атмосфера, в которой она привыкла жить. Но радовало ли это ее?
– Как же так? Мы договаривались, что я посмотрю остатки картин.
– Пол, если я соглашусь на ваше предложение, вы согласитесь принять картины Майкла без просмотра?
– Решила сразу перейти к делу? Хорошо, уважаю, – он провел ее к столу и отодвинул стул, чтобы она могла сесть. Сам он уселся напротив и закурил сигару. – Ну так что, ты решилась лететь в Штаты?
– Да. Я полечу с вами, если Майкл получит все то, о чем мы договоримся.
– О, моя дорогая, я же не любовницу везу, а натурщицу. Это стоит не так дорого, – он рассмеялся. – Ну ладно. Что он должен получить?
– Участие в выставке. Бесплатное участие.
– Это я пообещал. Что-нибудь еще?
– Думаю, для него этого достаточно, дальше он сам все решит.
– То есть, он еще и отказаться может? Дорогая, с ним так трудно договориться?
– Только в том случае, когда для него делается что-то хорошее.
– Таких людей я называю тяжелыми.
– Не нужно никак называть его. Давайте обсудим детали. Когда мы должны лететь?
– Через три дня. Успеешь собраться?
– Мне нечего собирать.
– Не горячись, Жозефина. Все-таки ты улетаешь навсегда из любимого города. Подумай, с кем хочешь попрощаться, какие долги раздать.
– Я раздала все долги. И потом... меня зовут Никита.
– На самом деле мне все равно, как тебя зовут. У тебя есть три дня на сборы, а насчет Майкла мы договорились: он получит приглашение для участия в выставке с оговоркой о том, что все это не будет стоить ему ни сантима. Если его работы будут иметь успех, я оставлю их в галерее для продажи. Это тебя устраивает?
– Да, вполне. Спасибо, – она встала, чтобы уйти, но насмешка в голосе Пола остановила ее уже у двери:
– Тебе спасибо... Жозефина.
После первой весенней грозы над Парижем переливалась радуга, а юные листочки на тех деревьях, которые уже успели их выпустить, радовались омывшей их влаге и подставляли себя лучам весеннего солнца. В первых числах мая наконец по-настоящему потеплело и природа настроилась на летний лад.
Никита по своему обыкновению приложила ладони к стеклу, но на сей раз это было окошко такси. Она в последний раз смотрела на любимый город и глотала слезы, стараясь как можно надежнее скрыть лицо от Пола. Но он и не обращал на нее никакого внимания, разговаривал по телефону, сидя спиной к ней рядом с водителем. Слезы, казалось, проложили глубокие борозды по ее щекам, она не могла остановить их, снова и снова прокручивая в памяти разговор с Вальтером – единственным человеком, с которым она попрощалась, навсегда покидая Европу и обрывая все связи с прошлым.
"Не уезжай, лапочка,– просил старик, едва сдерживая слезы. – Ты же будешь жалеть, скучать".
"Я сделала то, что должна была сделать. Я настолько испоганила свою жизнь и себя саму, что у меня оставался единственный путь для того, чтобы разом исправить все ошибки".
"Исправить, совершая новую?"
"Только так я могу помочь человеку, который для меня дороже всего на свете – дороже жизни и свободы".
"А ОН это оценит?"
"Мне это не нужно. Если бы я делала что-то для кого-нибудь другого – все равно для кого, – я задумывалась бы об этом, но сейчас... Честно тебе скажу, Вальтер, до того как ты это сказал я ни разу об этом не подумала ".
"Ты губишь себя. Ты не то что никогда не будешь счастливой, в твоей жизни больше не будет ни единого светлого момента. Сладкая моя, ну скажи, что я могу сделать, чтобы ты осталась?"
"Ты ничего не можешь сделать. Я приняла решение. Прости".
Она обняла своего старого друга, со слезами вспоминая прекрасные минуты, которые провела рядом с ним за чашкой чая в его маленькой комнатке, где так много милого хлама, из которого он не уставал что-то мастерить.
"Пообещай позвонить или написать".
"Не обещаю. Но я знаю, где тебя найти".
"В любое время дня и ночи. Помни об этом, моя радость".
"Спасибо, Вальтер... Спасибо..."
Как забыть обо всем? Как выбросить из памяти всю свою прошлую жизнь? А если не выбрасывать, слишком уж больно будет жить дальше.
– Жозефина, – услышала она голос Пола, который, скорее всего, уже не раз повторил ее имя, – мы приехали.
Она вышла из машины и как будто приросла к месту. Асфальт под ее ногами был таким твердым, надежным, покрытым тонким слоем пылинок и камешков... Это был асфальт Орли, аэропорта города, который она так любила, в котором оставляла свое прошлое и человека, что был для нее важнее всего на свете. Захотелось присесть на корточки и по-детски зачерпнуть рукой горстку пыли, чтобы забрать ее с собой.
– Пойдем, Жозефина. Если сейчас ты передумаешь, можешь остаться, но и я смогу все остановить: Майкл не получит никакого приглашения. На самом деле нет ничего страшного в том, что ты покинешь Европу. Тебе только кажется, что на этом твоя жизнь закончится. Пойдем, – Пол властно протянул ей руку, и она осторожно вложила в нее свои пальцы, чтобы окружавшие их люди не решили, что ее насильно увозят из Парижа.
Когда они шли по трапу самолета, французский ветер в последний раз пригладил белокурые волосы девушки. Она обернулась, глубоко вдохнула свежий воздух, увидела за спиной здание аэропорта, ярко-зеленые пятнышки деревьев и небо, небо, небо... Небо, в которое сейчас взмоет самолет.
Прошло уже четыре дня с тех пор как ушла Никита. Майкл все сильнее и сильнее истязал себя. Он понимал, что сам во всем виноват, ведь он с самого начала никак не мог забыть о том, кем была Никита. Вот в один прекрасный момент все то, что жило в его подсознании, и выплеснулось на поверхность. Ощущения и мысли очень противоречивы, но чувства сильны и постоянны. Когда к человеку приходит любовь, она не задумывается над мелочами: над цветом глаз, ростом, материальным состоянием и родом деятельности предмета обожания. Любовь приходит, и она есть. И что сделать, чтобы разум тоже поменьше рылся в мелочах?
– Ну сходи к ней, – не выдержал наконец Биркофф. – Сходи и поговори.
– Куда идти? Ты знаешь, куда она ушла? – Майкл склонился над неоконченным портретом Никиты и старательно вырисовывал пальцы. – Она не взяла ни единой своей вещи.
– Я думал, она там, – Биркофф махнул рукой в сторону "Сада Эдриан".
– Нет ее там. Она туда не вернется – я видел это по ее глазам.
– Ну, может быть, она просто там временно остановилась?
– Она в натянутых отношениях с Медлин. Не пойдет.
– Но тот старый дворецкий, Вальтер, он же наверняка знает, где она.
– Я в этом не уверен. Никита упрямая, она могла никому не сказать, куда ушла.
– И все-таки я бы с ним поговорил. Или ты не хочешь возвращать ее в знак протеста?
– Причем тут протест? Я могу все испортить, если разыщу ее и прерву ее мысли. Я обидел ее до глубины души. Я все еще надеюсь на то, что она меня простит, а если приду к ней, все закончится навсегда.
– Ерунда, – Биркофф пожал плечами. – Но ты можешь хотя бы спросить, где она, чтобы немного успокоиться, а потом вернуться сюда и продолжать работу над картиной.
– Ты прав.
Майкл встал со стула, как будто только и ждал команды, накинул на плечи черную кожаную куртку и пошел к двери. На пороге он обернулся к Биркоффу, как будто все еще колеблясь.
– Свари кофе, пожалуйста. Покрепче.
– Слушаюсь! – Биркофф ободряюще улыбнулся. – Иди, иди, герой-любовник.
Майклу повезло – дверь открыл сам Вальтер, хотя вполне возможно, что ее открывал всегда именно он. Неважно. Вначале старик молча с укором смотрел на гостя, а потом вышел к нему на крыльцо и закрыл дверь за своей спиной, как когда-то давно, как будто в прошлой жизни сделала Никита на этом самом месте.
– Добрый день, – тихо произнес Майкл, стараясь придать своему лицу непроницаемое выражение.
– Ты пришел поговорить о Никите? – сухо поинтересовался Вальтер без вступлений.
– Да. Мы повздорили, и она ушла несколько дней назад. Я подумал, что только вы можете знать, где она.
– Обычно я знаю, где моя девочка. Ты тоже хочешь это знать?
– Да. Это большая просьба.
– Сейчас она где-то в районе... Хм... Где-то вблизи Нью-Йорка, я полагаю. Над океаном.
– Вы шутите? – Майкл почувствовал, как что-то оборвалось внутри. Он надеялся, что это действительно шутка, но в душе уже знал, что Вальтер говорит правду.
– Не шутка, – так же сухо ответил старик. – Утром она улетела в Штаты. Будет там работать натурщицей. Все лучше, чем проститутка, правда?
Вальтер язвительно прищурился, наблюдая за реакцией Майкла.
– Но почему так внезапно? Что случилось? – Майкл чувствовал, что без опоры может потерять равновесие.
– У нее давно хранилось это предложение. Что тут удивительного? Знаешь, иногда лучше все бросить и улететь на край земли, чем терзаться муками совести рядом с человеком, который никогда тебя не поймет и не простит.
– Кто вам сказал, что я не понимал ее?
– Уж точно не она. Она вообще ничего не объясняла, она просто тебя любила. Без слов и выпрыгиваний из окна. Хорошо, если ты видел это, плохо, если так и не понял. Никита очень гордая, Майкл. Да, в определенном смысле гордой ее не назовешь, но в целом так и есть. Она не терпит упреков, особенно от дорогих ей людей.
– Простите, Вальтер, – Майкл повернулся, чтобы уйти.
– Не проси у меня прощения, – посоветовал Вальтер.
– Но я же не могу попросить его у Никиты, – он обернулся.
– И не нужно. Наверное, твое существование для нее важнее, чем все остальное в жизни. Она не держит на тебя зла. Она улетела, чтобы освободить тебя. Возможно, когда-нибудь ты оценишь это, ведь ты хороший человек. Просто вы с Никитой очень разные.
– Спасибо, – пробормотал Майкл и вошел в свой подъезд.
В почтовом ящике белела пачка бумаги. Он машинально вынул ее и пошел наверх, бездумно перекладывая счета, оказавшиеся в его руках. Биркофф стоял на площадке. Наверное, он наблюдал за разговором Майкла с Вальтером. Он взял из рук друга счета и покачал головой.
– Мы живем не по средствам. Эта пачка куда плотнее, чем пачка наличных денег. Это ты заказывал женский купальный халат?
– Да, для Никиты, – чуть слышно пробормотал Майкл. – Она улетела, Биркофф.
– Как улетела? – опешил парень. – Куда?
– В Штаты. Навсегда. Я обидел ее еще сильнее, чем мне казалось.
– И что?
– Ничего! – сердито крикнул Майкл и пошел в комнату, сбрасывая на пол мелкие предметы. – Вернее, это все. Я больше не могу так жить. Ну что я буду делать без нее, без моей нежной девочки?..
Он тяжело опустился на диван и прикрыл лицо ладонями. Биркофф подошел к нему и в сердцах бросил счета на пол. Они рассыпались веером.
– А это что? – Биркофф заметил среди тонких листиков плотный конверт. – Посмотри: здесь нет штампа. Майкл, это же письмо из галереи Пола Вульфа!
– Что? – Майкл рассеянно поднял на друга покрасневшие глаза. – Да брось ты его в печку. Хотя стой... – в воспаленном сознании всплыло имя Пола Вульфа и все, что было с ним связано. – Дай мне письмо.
Подрагивающими руками он вскрыл конверт и достал лист бумаги. Пробежал глазами по тексту сверху до низу, не особенно вникая в детали.
– Он приглашает меня принять участие в выставке, – упавшим голосом сказал он.
– Так это же здорово! Примешь участие в выставке, получишь предложения от заказчиков и разных галерей. Вот увидишь, твои картины станут известными. А тогда ты поедешь в Штаты и привезешь Никиту обратно, и она навсегда останется рядом с тобой...
– Не мети ерунду, – резко прервал его Майкл. – Она не вернется. Видишь это письмо? Оно написано ее кровью.
– Ты что?.. – Биркофф решил, что Майкл начал трогаться рассудком.
– Она говорила мне именно об этой выставке. Она договорилась с Вульфом об этом, но он потребовал много денег. Из-за этого мы и поссорились. Теперь я понимаю, что Никита решила устроить все без денег. Она не просто улетела в Америку, она улетела в рабство к Полу Вульфу. Ради этой **** выставки!
Майкл швырнул скомканный конверт в угол комнаты и вцепился руками в свои волосы, как будто намереваясь вырвать их все.
– Майкл... – Биркофф протянул ему стакан с водой. – Майкл, не нужно, ну не нужно так себя вести.
– Но как она могла?! – стакан полетел в угол вслед за конвертом, с пронзительным звоном разбиваясь вдребезги. – Какой я идиот! Цена показалась мне слишком высокой, но разве та цена, которую она в итоге заплатила, ниже? Разве мои картины... да что там – все картины, которые есть в Лувре, – стоят этого ее поступка?
– Она очень хотела, чтобы ты поверил в себя.
– Я никогда больше даже попытки не сделаю в себя поверить.
– И зря. Она пошла на этот шаг ради тебя, ради этой выставки. И ты не воспользуешься шансом? Ради чего в таком случае все это делалось? Кому нужны были такие жертвы? Сделай то, чего ей так хочется. Прошу тебя...
Майкл молча встал с дивана, подошел к окну и распахнул его настежь. Слезы отчаяния обожгли его лицо. Он набрал полные легкие воздуха и закричал в небо – туда, где сейчас находилась его любовь:
– Ни-ки-та-а-а!!!
А потом опустил голову и чуть слышно, одними губами прошептал:
– Вернись... Кита...
* * *
Самолет плавно рассекал воздух, с каждой секундой приближаясь к чужому побережью. Красивая девушка с длинными льняными волосами прижалась ладонями к иллюминатору. Впереди она видела только облака, а за спиной у нее осталось все то, что она любила. Билет в один конец... А обратные билеты тоже существуют. Но они дороже...
Страница 1 2 3 4 5 6 7 8
ПОДЕЛИТЬСЯ ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ МОЖНО: http://www.teleserial.com/index.php?showtopic=9109
