Все, что он видел перед собой – ветки, стволы деревьев и мох, когда он падал. Колючий кустарник царапал лицо и руки, густая трава мешала бежать, а голова кружилась, как будто он летел с большой высоты.
Дальше, дальше, еще дальше от того места, которое всегда было таким дорогим, а теперь стало адом. Он зацепился ногой за корень, в очередной раз упал, но у него уже не было сил встать. Он уткнулся носом в пахнущий сыростью мох, обхватил голову руками и заплакал навзрыд, забывая о том, что не плакал уже несколько лет, с тех пор как перестал считаться ребенком. Он плакал и кричал, уверенный в том, что никто не услышит его в этом густом лесу. А впрочем, ему было все равно в тот момент, есть ли свидетели у его горя.
Через час слезы кончились, голос осел. Он перевернулся на спину и уставился невидящими глазами в голубое летнее небо. Солнце
перевалило через точку зенита, значит прошло много времени со страшной ночи. Он не думал об этом, время для него остановилось.
Закрыл глаза и приготовился умирать. Смерть не потребует никаких усилий. Он просто будет лежать здесь без еды и воды и не встанет, чтобы раздобыть что-нибудь. Зачем тогда нужно было бежать? Можно было умереть там, вместе со всеми, навсегда оставшимися в деревне. Он сам не знал, почему ноги понесли его в лес. Теперь это уже неважно. Скоро все закончится. Мальчик закрыл глаза и стал мысленно повторять молитву. Так он и уснул...
– Эй, эй ты, ну-ка, посмотри на меня, – он проснулся от того, что кто-то с силой теребил его за плечо.
– Немедленно просыпайся.
Нехотя он открыл глаза и увидел перед собой незнакомого парнишку. Он был высоким, длинноногим. У него были ясные голубые глаза, из-под тонкой полотняной шапочки выбивалась прядь светлых, как лен, волос. Одет он был просто, но одежда была чистой и не истрепанной: черные штаны в обтяжку, длинная сорочка из не отбеленной ткани, перепоясанная длинным шнурком, легкие добротно сшитые башмаки. Через плечо переброшены лук и колчан со стрелами.
– Вставай сейчас же. Это ты тут орал? Кто ты такой вообще?
– А ты кто такой?
– Во-первых, я первым спросил, а во-вторых, ты находишься на моей земле, поэтому должен отвечать.
– Меня зовут Сеймур, – мальчик опустил глаза. – Сеймур Биркофф. Я из соседней деревни.
– Из деревни, соседней с чем? Здесь их уйма.
– Из С... Но этой деревни уже нет. Ее сожгли этой ночью разбойники.
– Что? – незнакомец скривился, как будто его пронзила нестерпимая боль. – Не может быть. Ты лжешь!
Он с силой схватил Сеймура за грудки и встряхнул его. Но тут же опомнился и отпустил. Мальчик рухнул на землю, даже не пытаясь
удержаться на ногах.
– Извини, – теперь потупился незнакомец. – Я не хотел. Ты знаешь, кто именно сжег деревню? Имя главаря разбойников?
– Знаю. Это был Пол Вульф. Он самый страшный и безжалостный в округе. Раньше он только грабил купцов, а теперь сжег уже третью
деревню.
– Да... Уже третью... – паренек задумался и, казалось, забыл о Сеймуре. Но вдруг встрепенулся, схватил его за руку и потащил за собой. – Пойдешь со мной.
– Но куда? Зачем? – Сеймур заартачился и попытался вырваться, но парень держал его очень крепко.
– Тебе-то что? Убивать я тебя не буду, а идти тебе все равно некуда. Вот и будешь делать то, что говорят. Теперь ты должен меня слушаться. Я тебе жизнь спас.
– Больно нужно было, – проворчал Сеймур. – Я хотел умереть.
– Говори, говори, – незнакомец ухмыльнулся. – Завтра спасибо мне скажешь. Забрел в глушь такую, что сам не выберешься ни за что. Через час проснулся бы, передумал умирать, а выйти уже не смог бы. Давай, перебирай ногами быстрее. Я что, должен волоком тебя тащить?
– Я хочу пить, – через час подал голос Сеймур. – У тебя есть вода?
– Нет. Я не собирался задерживаться. Потерпишь немного. Ты же умирать собирался? Ну вот, должен быть ко всему готов. Нечего ныть.
– Да кто ты вообще такой? – Сеймур уперся и все-таки умудрился выдернуть руку.
– Для самоубийцы ты слишком упрям. Хорошо. Что ты хочешь знать? Мое имя? Меня зовут Никита. Теперь ты доволен? Можешь идти дальше?
– Что за имя такое странное? – опять заворчал мальчик. – Да не хватай меня за руку. Сам пойду.
– Так уже лучше. Надо же, как много значит имя. Впредь буду знать, – Никита улыбнулся чему-то своему. – Ну так идем же. Я уже устал от твоих капризов. И почему я не взял с собой лошадь? Взвалить бы тебя сейчас на нее, привязать к седлу и ни о чем не заботиться.
– Ты что, в плен меня взял? Я ведь могу и врезать тебе так, что на всю жизнь запомнится. Я, наверное, и постарше-то тебя буду.
– Да? Тебе сколько лет?
– Семнадцать.
Никита прыснул.
– Ну, знаешь, врезать ты, пожалуй, мне не сможешь. Я мигом уложу тебя на обе лопатки. А вот...
Эти слова взбесили Сеймура. Он никогда не любил и не умел драться, но этот мальчишка своей самоуверенностью провоцировал его. Он резко развернулся и замахнулся, чтобы ударить Никиту. Но тот оказался проворнее: умелым движением перехватил его руку, и в мгновение ока Сеймур оказался в горизонтальном положении, фыркая и отплевываясь от набившейся ему в рот травы. Никита заливисто рассмеялся и отскочил в сторону, чтобы в него не попала брошенная лежащим Сеймуром горсть земли.
– Еще будем драться или достаточно?
– Можем драться, – Сеймур опять встал на ноги.
– Лучше не надо. Потом можешь пожалеть.
– Боишься меня покалечить?
– Нет. Уничтожить твое самлюбие. Давай больше не будем пререкаться. К тому же, мы почти уже пришли. Видишь проблески солнца между деревьями? Это поляна. Там – мой дом.
– Ты что, в лесу и живешь? – удивился мальчик.
– Да. Это не так уж и дико, если вдуматься.
Они вышли на залитую солнцем большую поляну. На ней уютно разместилось несколько бревенчатых домиков. Около одного из них
щипал траву белоснежный конь. У его ног беспечно кудахтали рябые курочки. Над погасающим костром висел большой котел, у которого возилась пожилая женщина в косынке и переднике, заправленном за
пояс.
– Урсула! – воскликнул Никита и легкими шагами бросился к ней. – Обед готов? Тут один едок пришел, который жутко хочет пить. Потом, наверное, захочет и поесть, но пока нужна вода.
– Один едок? – Урсула окинула оценивающим взглядом щуплую фигурку Сеймура и опять обернулась к Никите. – Может, два? Где ты бегаешь с утра? Тоже, небось, есть хочешь, как волчонок?
– Кстати, о волках, – Никита насупился. – Мой друг не появлялся?
– Типун тебе на язык, – женщина отмахнулась от его слов, как от
нечисти.
– Он сжег С.... Значит должен появиться с подарками. Этот мальчик оттуда. Я оставлю его здесь. Ему все равно некуда податься.
– Пол Вульф – твой друг? – Сеймур рванулся к лесу, но на что–то наткнулся и упал. Обернувшись, он увидел над своей головой
симпатичного длинноволосого старика с серьгами в ушах. Старик помог ему подняться.
– Какой там друг, – махнул он рукой. – Он ее уже замучил. Приезжает изредка, но всякий раз бывает выставлен.
– Кому ей? – не понял Сеймур. – Урсуле?
– Причем тут Урсула? – на лице старика засияла широкая улыбка. – Я имел в виду нашу сахарную девочку.
Сеймур испуганно обернулся к Никите. В этот миг он уже все понял, но инстинктивно пожелал подтверждения. Парнишка с улыбкой снял с головы свою шапочку, и по плечам и спине его рассыпались длинные белокурые волосы, заблестевшие на солнце, как сноп света. Загадочный лесной мальчик за одну секунду превратился в очаровательную юную девушку.
– Вальтер, ты предатель, – со смехом обратилась она к старику. – Он бы еще долго верил, что я – сопливый мальчишка, которому он хочет расквасить нос.
– Мальчишка ты и есть, – Урсула уперлась руками в бока, любуясь Никитой. – И замечать не хочешь, что давно выросла. Сколько можно бегать по лесу с луком и стрелами? И при этом всегда одна-одинешенька.
– Меня не так-то просто обидеть, – отметила девушка. – Сама кого хочешь обижу и уложу на обе лопатки, – она покосилась на
покрасневшего до корней волос Сеймура. – Я разбойница, Биркофф, так что не переживай. Ты и не должен уметь того, что умею делать я. Не должен был. Теперь научишься. И поверю, что ты достоин стать членом моей команды, когда ты сумеешь дать мне сдачи.
– Хоть сейчас, – буркнул Сеймур, не имея уже ни малейшего желания воплощать слова в дело.
– Не нужно, – Никита стала серьезной. – Когда-нибудь я перережу глотку Полу Вульфу, а ты мне в этом поможешь. Если захочешь,
конечно. А не захочешь – не доживешь до заката. Я тебя нашла, теперь ты будешь меня слушаться. Перво-наперво вымойся. Ты весь в копоти и земле. А потом Урсула даст тебе поесть. Иди же.
– Вода греется на солнышке вон в том корыте, – Вальтер указал ему на большую деревянную кадку. – И не выплескивай всю. Сейчас примчится стая ребят, грязных и потных, как стадо диких быков. Им тоже нужно будет помыться.
– В реке помоются. Лето, – Никита уже стояла в дверях одной из избушек и улыбалась. – Эх, как же хорошо летом в лесу!
Она откинула голову назад и встряхнула волосами. Синеглазая лесная фея. Как же она может быть разбойницей?
– Я подковал Лукаса, – сообщил ей Вальтер. – Одна его подкова уже никуда не годилась.
– Спасибо. Тебе тоже нужна лошадь. С тех пор как твоя пала, ты остался пешим. Я приведу тебе новую.
– Я и сам могу привести, не беспокойся, – Вальтер подмигнул ей, и она скрылась за дверью домика.
Сеймур сбросил с себя рубашку и, поливаясь из лежавшего рядом с корытом ковша, принялся усердно мыться. К нему подошла Урсула и протянула полотенце и чистую одежду.
– А вообще Никита права: летом в реке лучше мыться. Но ты сейчас устал. Поешь и пойдешь отдыхать. Скоро ребята вернутся, начнут глотки драть, а ты не обращай на них внимания. Тяжелый у тебя выдался день. Что ж, много людей погибло?
– Не знаю. Сгорело все, а люди, может, почти все и спаслись, – честно признался Сеймур.
– А родня твоя как же?
– Нет у меня родни. Я писарем в церкви был. Так оттуда и сбежал.
– Ох. И сколько ж еще Пол будет кровь пить из всей округи? Никита давно обещается голову его в реку бросить, да слова это только. Не обращай внимания. У нее с Вольфом свои счеты, из-за которых она и должна бы, но и не может убить его. Да и к лицу ли ей убивать кого-то? Девятнадцать лет девушке, принцесса на выданье, а все за нож хватается, чуть что не по ней. Одевайся и поешь.
Урсула оставила ему миску, полную каши, и краюху теплого хлеба, а сама ушла в одну из хижин. Сеймур надел штаны и сорочку, уселся на валявшийся рядом чурбак и принялся уплетать свой обед. К нему с такой же тарелкой подсел Вальтер. Какое-то время они жевали молча.
– Не сердись на нее, – сказал наконец Вальтер. – Она не сделает тебе ничего плохого. Просто она привыкла к такому образу жизни. В этой местности не найдется человека, который посмеет ей перечить.
– Почему она стала разбойницей? – не мог понять Сеймур. – Она совсем еще девчонка.
– Не девчонка, а юная женщина. Смирись. Она вот только пока не до конца сознает это. Все бегает по лесу, переодевшись мальчиком. Переодевается, чтобы у встречных вопросов не возникало: почему это, мол, девушка ходит по лесу одна с луком? Ее просто так не обидишь, но если постараться, можно и одолеть. С мальчика спрос невелик. А разбойницей она не стала. Она ею родилась. Знаешь, в нашей команде с давних пор так повелось: власть передается от отца к сыну. У других чаще всего это не так, а у нас сложилась старая добрая традиция. Никогда худа от того никому не было: атаманы наши были как раз
такими, какими и должны быть, никто не жаловался. А у Джорджа, последнего атамана, сына не было. Жена его умерла, рожая
единственную дочку – Никиту. Он больше никогда не женился, потому что очень любил свою покойную жену, и даже не смотрел на других женщин. Никита росла настоящим сорванцом. Мальчишка мальчишкой. Как только научилась ходить, начала шнырять по окрестностям. Потому она знает в этих лесах каждую тропку, каждое деревце. Мы все полюбили ее. У разбойников сердца черствые, души огрубевшие с годами. А она всех только оживляла, встряхивала. Ничего не боялась на свете. Пока Джордж не погиб. Ей тогда лет шестнадцать было. Ну да, шестнадцать. И как-то без спора она все в свои ручонки взяла. И хорошо взяла, крепко, умело. Никто и не спорил даже. Вроде бы, как же так: девчонка верховодит в шайке головорезов-разбойников, негоже как-то. А всем даже понравилось: словно забава какая-то. Потом и забавлять это всех перестало. Привыкли.
– А Пол Вульф не с вами заодно?
– Нет, что ты. Его лежбище далеко от нашего. Раньше наши атаманы – отцы Пола и Джорджа – вместе бушевали. А потом Пол с Джорджем не поладили, разбежались по разным концам леса, начали добычу друг у друга отбирать. Что-то у них под гору покатилось. Мы раньше в замке жили. Ну, не замок то был, а дом полуразвалившийся каменный, но очень большой. Точно замок, только без башен. Предки наши его у какого-нибудь рыцаря отняли, что ли. И Никита еще в том замке родилась. А потом, когда Джордж с Полом развоевались совсем, Пол как-то ночью на замок набег сделал. Кое-кто из наших на его сторону перебежал, так они в замке и остались. С тех пор мы так на поляне и живем, как сироты. Не те у нас силы, что раньше были, совсем не те. А перед смертью Джорджа они с Полом, вроде, опять поладили. Начали сообща действовать, объединили усилия. Только очень уж нехорошо Пол
глаз на Никиту положил. Джорджу это совсем не нравилось. Он мне сам об этом говорил и собирался с Полом поговорить об этом. Но не успел – погиб. Убил его здешний правитель Ричард Самюэль стрелой в самое сердце. Хотел, видно, перед королем выслужиться: разбойников повыводить в своих лесах. Только того и вышло, что Джорджа убил. Пол его сюда мертвого на руках принес, сам в плечо раненый. Сколько слез Никита пролила на могиле отца – только Урсула о том знает. Никита лишь ее к себе в те дни подпускала. А потом пообещала убить Самюэля, отомстить за смерть отца. Только пока она с силами собиралась, время подбирала, Ричарда унесла лихорадка, и оказалось тело его в фамильном склепе. Поздно было что-то делать, без нас обошлось.
– И Никита успокоилась? Мстить за смерть отца стало некому, – Сеймур уже доел кашу и коркой хлеба елозил по тарелке, собирая остатки.
– Как же, некому. Теперь ни один обоз Самюэлей через лес пройти не может. Наши ребята стеной стоят, днем и ночью в засаде. Никита сказала, что обозы ходить не будут и люди их ездить через ее территорию тоже не будут. А если кто-то из их семьи ей на глаза попадется, она и разговаривать не станет, не оставит в живых. Но сама к ним с оружием не пойдет – все-таки, это от руки Ричарда Джордж умер, а не от чьей-то другой. Тем более, не так уж много осталось людей, носящих эту фамилию. Только двое детей Ричарда: Медлин и Майкл.
– А что Пол Вульф?
– Ничего, он тоже над обозами Самюэлей куражится, когда они пытаются объезжать через его лес, он на все готов, только бы Никита за него замуж пошла. Хочет двух зайцев убить: и жену взять молодую красивую, и команду нашу к рукам прибрать. Да не на ту напал. Никита – девушка гордая, она ни за что не согласится выйти замуж за такого, как Пол. Он рассердился, когда она ему отказывать начала, сказал, что камня на камне в округе не оставит. Вот уже третью деревню сжег. Деревню сожжет, а потом сюда приезжает и к ногам Никиты награбленное сваливает. Она сердится ужасно, но убить его из-за отца не может: Пол ведь спасти его пытался, на руках бездыханное тело много миль пронес.
– Что–то не очень на него это похоже, – засомневался Сеймур. – Разве может человек, сжигающий дотла деревни, кого-то носить на руках?
– Ты не обобщай, – Вальтер помахал ложкой перед его глазами. – Одно дело – сжечь деревню, а совсем другое – оказать честь отцу девушки, на которой собираешься жениться. Особенно если эта девушка не очень-то благоволит к тебе. Да и связывало их многое.
Вальтер замолчал и, прищурившись посмотрел куда-то сквозь деревья.
– Скачет кто-то. Для наших ребят рановато. Как бы это не Пол был с головорезами. Деревеньку они сожгли, говоришь? Должен прискакать, отчитаться перед ненаглядной своей. А как же. Всегда это делает, дурья башка. Не нужен он ей. Надоел хуже горькой редьки. Оно и правильно. У нее свои мечты. Пусть мечтает девочка, пока молодая, а дальше видно будет.
Действительно, теперь Сеймур услышал стук копыт, и на лужайку гордо вышли четверо коней. Впереди шел вороной красавец с белой звездой во лбу. Его всадник – высокий худощавый мужчина с проседью в волосах и взглядом хищника – был довольно привлекательным внешне. Но Сеймур знал, что внешность обманчива, потому что этот человек прошлой ночью сжег его родную деревню. Вальтер правильно предполагал – всадником был Пол Вульф. Разбойник спешился и перекинул поводья через седло.
– Эй, старина Вальтер! – позвал он с яркой улыбкой. – Давненько я тебя не видел. И давно ты уже на промысел не ходишь? Что ж ты так?
– Старый я стал. Да и нужно же кому-то дома оставаться.
– А Урсула на что? Где эта славная женщина? Неужели она поехала с вашими бравыми ребятами чистить обозы?
– А ты к Урсуле приехал? – поинтересовался Вальтер, не вставая с места.
Сеймур и хотел бы вскочить и воздать по заслугам Полу Вульфу, но прекрасно знал, что сила не на его стороне. Парнишка только сжал кулаки и сцепил зубы.
– Ты знаешь, к кому я приехал, – Пол шутя погрозил Вальтеру пальцем.
– Где же маленькая королева? У меня есть для нее подарочек.
– Не нужен ей твой подарочек. Она уже знает, где ты его взял.
– Правда? А все, что она имеет, она, наверное, заработала честным трудом? Да и пусть она сама мне скажет, нужны ей мои подарки или нет.
– Чего ты хочешь от меня, Пол? – послышался тихий голос Никиты. Она стояла на крыльце домика, прислонившись к дверному косяку. Теперь на ней уже было платье, обычное льняное желтое платье с коричневым пояском. Волосы, длинные и золотистые, окутывали ее плечи теплой волной. В руках она теребила зеленый стебелек с листьями. Из-за ее спины выглядывала Урсула.
– Здравствуй, радость моя, – Пол протянул руки и шагнул к Никите.
Она жестом остановила его.
– Лучше не приближайся. А я постараюсь выдержать и не всадить тебе стрелу между подлых твоих глаз.
– Солнце мое, неужели ты сердишься на меня за что-то? Или я не могу подарить какую-нибудь безделицу своей возлюбленной?
– Змея подколодная твоя возлюбленная. Ты зачем С... сжег? Решил, что кто-нибудь похвалит тебя?
– А, ты уже знаешь? И тебя это не радует? Так я предупреждал тебя, моя красавица, что сожгу все вокруг, а пепел ссыплю перед твоим порогом, если не согласишься на мое предложение.
– Давай не будем. Я отказала тебе раз и навсегда. И пепел меня не трогает, разве что это будет твой собственный прах.
– Зачем так грубо? Это тебе не к лицу.
– Что ты говоришь? Разве я не разбойница? Разве ты раньше не знал об этом?
– Твой отец уже готов был согласиться объединить наши силы узами нашего брака.
– Мой отец погиб. Зачем беспокоить его в могиле? И потом, прежде чем решать мою судьбу, он всегда советовался со мной. Моего согласия он не получил бы никогда.
– Иногда мы просто вынуждены слушаться наших родителей.
– Можно подумать, ты своих слушался.
– Давай и правда перестанем говорить о мертвых. Как-то не по себе от этого, – Пол вернулся к своей лошади и сунул руку в кожаный мешок, притороченный к седлу.
– Неужели и тебе бывает не по себе, Пол Вульф? – Никита саркастически усмехнулась. – А каково тебе было, когда ты сжигал
дома несчастных крестьян сегодня ночью? Каково тебе теперь смотреть в глаза этому мальчику, – она кивнула в сторону Сеймура, – который бегством спасался из разоренной церкви?
– Мальчик спасался из церкви бегством? – Пол заинтересованно посмотрел на парнишку. – Но я не разорял церковь, сынок. Церковь – это святое. Даже для разбойника. Так, пару-тройку избушек поджег, да и те старенькие, разваливаться начинали.
– Смотри-ка, сама благодетель, – Никита резко выбросила свой стебель. Ее глаза метали искры. – Для тебя нет ничего святого. Ни
церковь, ни слова, ни люди не способны остановить тебя. Да?
– Есть один человек, который может это сделать, – Пол подошел к ней и протянул невероятной красоты ожерелье, сверкающее на солнце драгоценными камнями. – Не хочешь ничего из С..., я подарю тебе это. И одно лишь твое слово остановит меня и сделает самым тихим и добродушным разбойником на земле.
– Убирайся, – громким шепотом произнесла Никита. – Убирайся, иначе я убью тебя. Прямо сейчас.
– Останови меня, иначе в округе не останется ни одной деревни.
– Уходи. Я видеть больше не хочу тебя рядом с собой. Убирайся! – Никита выхватила из-за спины лук, и наконечник стрелы направился прямо в сердце разбойника.
– Ты пожалеешь, – Пол бросил ожерелье в густую траву у крыльца и пошел к своему вороному. – Ты сильно пожалеешь об этих словах, королева.
– Лишь бы ты ни о чем не жалел, – Никита повернулась к нему спиной, вошла в дом и с грохотом захлопнула за собой дверь.
Пол Вульф вскочил на коня, пришпорил его, и гордое животное, вырывая копытами траву вместе с землей, понесло его прочь с поляны. Трое разбойников, не сказавшие ни слова, а только молча следившие за словесной перепалкой своего атамана с недозрелой девчонкой, так же молча развернули своих лошадей и поскакали вслед за Вульфом.
– Все, спектакль окончен. Занавес... – пробормотал Вальтер и побрел к белому Лукасу.
Сеймур смотрел туда, куда упало ожерелье. Урсула покачала головой.
– Забудь о нем. Пусть лежит, пока дожди его не смоют или пока кто-то из наших ребят после пьянки не найдет ему применения в своем кармане. Пойдем в дом. Отдохни немного.
Разбойники вернулись поздним вечером с добычей и гуляли до глубокой ночи. Они пили, ели и горланили песни на поляне, под окном домика, в котором находился Сеймур. Он лежал в большой кровати и ворочался с боку на бок. История с Никитой и Полом Вульфом окончательно выбила его из колеи. Хоть Никита и была разбойницей, ему не хотелось плохо думать о ней. Снова и снова он вспоминал момент, когда она сняла свою шапочку, и волосы ее заблестели на солнце. Он и представить себе не мог, что в одной девушке может объединяться столько красоты, женственности и силы. Она была словно создана для любви, но как бы и не знала, что это такое. То, как она разговаривала с Полом Вульфом, возвысило ее в глазах Сеймура настолько, что опустить ее с этих высот в своем сознании он уже вряд ли смог бы. Сеймур слышал ее смех, звенящий отчетливее голосов десятков разбойников, ее низкий, чуть хрипловатый голос, представлял себе ее глаза, в которых отражаются искры костра. И не мог уснуть... Он был целиком во власти чего-то неведомого, что нахлынуло на него в тот самый миг, когда он понял, что Никита – не лесной мальчишка, а самая
прекрасная девушка из всех, что ему доводилось встречать в жизни. Он закрывал глаза и видел золото разлившихся по плечам волос, старался уснуть, но его будил ее приглушенный смех, и когда он понял, что спит, было уже утро.
Никита сидела на краю кровати и тормошила его за плечо. От нее пахло свежестью, мятой, парным молоком и чем-то неуловимо неповторимым, чем, как подумал Сеймур, могло пахнуть только от нее одной. Волосы она связала тесьмой в два жгутика, напоминавшие косички, и стала совсем юной девочкой. На ней была темная куртка с капюшоном и вчерашние штаны, плотно облегающие ноги.
– Биркофф! Ну-ка, просыпайся, – прошипела она. – Если ты будешь таким соней, я подарю тебя твоему любимому Полу на день рождения, даже если ради этого мне придется узнать, в какой именно день он соизволил родиться.
– Что случилось? – Сеймур сонно провел рукой по близоруким глазам.
– Уже утро. Шесть часов. Немедленно вставай. Умойся холодной водой, это тебя разбудит. Я взяла с собой молоко и хлеб, поедим попозже. Я покажу тебе свои владения и кое-чему научу. Но для этого нужно учиться вставать с первыми лучами солнца.
Сеймур встал с кровати, вышел вслед за Никитой из дома, лавируя среди спящих прямо в траве разбойников, добрался до кадки с водой и умылся. Ледяная вода и правда добавила ему сил и энергии. Он почувствовал готовность идти куда угодно. Никита стояла рядом и наблюдала за его умыванием, слегка склонив голову набок.
– Послушай, а ты уверен, что тебе семнадцать лет? – спросила она, когда он приложил к лицу льняное полотенце. Сеймур раздосадовано посмотрел на нее.
– Да. Почему ты спрашиваешь?
– Да так... Выглядишь ты моложе, – и усмехнулась.
– Я нормальный мужчина! – возмутился Сеймур. – Ты первая, кто сомневается в моем возрасте.
– Да ладно тебе, не петушись, – она перестала улыбаться. – Я сделала тебе комплимент. Любой другой обрадовался бы. Вальтер, например, всегда радуется, когда я ему так говорю. Да, Вальтер? – она обернулась к старику, который подвел к ним под уздцы Лукаса и другого коня, серого в яблоках.
– Дразни его, дразни. Он сбежит от тебя, как от дикого зверя, – кивнул головой Вальтер. – Ты даже представить себе не можешь,
насколько быстро мужают такие парнишки как он. уже завтра утром ты можешь проснуться и не узнать его.
– Да ладно тебе, – она положила теплую ладонь на плечо Сеймура, от чего у него внутри что-то сжалось и запульсировало в такт биению сердца. – Не обижайся. Но ты и правда должен стать пошустрее и чуть менее обидчивым, иначе я задразню тебя. И разбойником ты никогда не станешь, если будешь кукситься по любому поводу.
– Я не собираюсь становиться разбойником, – проворчал Сеймур миролюбивее.
– А кто спрашивает у тебя, чего ты хочешь? Поживем – увидим. Верхом ездить умеешь?
– Умею.
– Тогда поедем верхом. Пешком далеко не зайдешь, а я еще хочу показать тебе замок моего отца. Садись в седло и не выпадай из него, иначе мы не преодолеем и мили.
– Не выпаду, – Сеймур опять хотел обидеться, но передумал и вскочил на коня. От такого рвения он едва не оказался в траве по другую сторону, но на счастье умудрился удержаться и победно сверху вниз окинул взглядом стоявших рядом Никиту и Вальтера.
– О, бравый наездник, – похвалил Вальтер Сеймура и похлопал коня по крупу. – До темноты возвращайтесь. Ты же собиралась ехать сегодня с ребятами на промыслы.
– Помню. Вернемся, – она легко, словно птичка, взлетела на спину Лукаса и плавно дернула за поводья.
Красавец-конь сорвался с места и понес ее с поляны. Сеймур, опасаясь лишиться статуса бравого наездника, поспешил следом. Вальтер приложил ладонь козырьком к глазам и смотрел им вслед, пока они не скрылись за деревьями.
Когда роса перестала искриться на траве всеми цветами радуги, а солнце взошло довольно высоко, Никита остановила коня, спешилась и подождала, пока Сеймур сделает то же самое. Она перебирала пальцами густую гриву Лукаса, с любовью глядя на своего резвого любимца.
– Отец подарил мне его еще жеребенком в мой шестнадцатый день рождения. Скоро сам он погиб, а Лукас стал его последним подарком.
– Очень хороший конь, – Сеймур подошел поближе к ней и провел пальцами за ухом Лукаса. Ему хотелось оказаться поближе к Никите. Она не замечала этого. – Наверное, отец очень любил тебя.
– Любил. И я отомщу тому, кто был причастен к его смерти.
– Майклу Самюэлю?
– Вальтер рассказал тебе? – глаза ее сверкнули, отражая прочно засевшую в душе ярость. – Да, ему.
– Но ведь твоего отца убил не он.
– Ну и пусть. Пусть его отец из ада смотрит на то, как я буду вонзать нож в сердце его сына, – она крепко сжала поводья, и пальцы ее побелели.
– Майкл Самюэль ни в чем не виноват, – возразил Сеймур. – Он наверняка даже не знал твоего отца. И потом, это его земли. Напрасно ты называешь их своими.
– Перестань так говорить, Биркофф! – в гневе ее взгляд был еще более синим и пламенным. – Эти леса во испокон веков принадлежали моим предкам.
– Это они сами так считали, – Сеймуру нравилось ее дразнить. Он и сам не мог понять, почему.
– Замолчи, – она выхватила из-за пояса нож и в мгновение ока приставила его к горлу парня, другой рукой обхватив его так, что он не мог вырваться, не порезавшись. – Если хочешь жить, не смей так со мной разговаривать. – Я ненавижу Майкла Самюэля и его сестру. Я убью его, тем самым отомстив его отцу и этой самой сестре за смерть моего собственного отца. И даже не думай говорить мне о том, что в этих местах хоть травинка принадлежит ему. Эти леса – мои и ничьи больше.
– Отпусти меня, – осторожно попросил Сеймур, боясь пошевелиться. – Я все понял. Я больше никогда не произнесу имя Майкла Самюэля.
– Ты уже его произнес. Надеюсь, этот раз – последний, – она успокоилась и отпустила его. Миролюбиво улыбнулась, отвязала от
седла котомку и села в траву. – Садись, будем завтракать.
– Я не знаю, стоит ли вообще разговаривать с тобой. Если так и дальше пойдет: чуть что – нож к горлу, я долго не протяну.
– А ты не будь неженкой, – она вынула из котомки флягу с молоком и лепешку. Разломила лепешку пополам и протянула одну половину Биркоффу. – И думай, прежде чем говорить, потому что я вначале откручу тебе голову, а потом уж задумаюсь над тем, что сделала. Есть вещи, о которых не стоит говорить мне. И запомни: если ты когда-нибудь встретишься с Майклом Самюэлем, не смей трогать его даже пальцем. Он – мой. Я сама должна пронзить его сердце ножом, и при этом я буду видеть, как жизнь покидает его. Это отразится в его глазах.
– Ты ненормальная, – Сеймур поперхнулся молоком и открыл рот. Никита восхищала и пугала его до холодного ужаса.
– Может быть. Но так и будет. Вот увидишь. Если бы мне еще и от Пола избавиться... Но этот червяк рожден для того, чтобы отравлять мне жизнь. Он последним видел моего отца живым, – она уронила голову на руки и несколько секунд сидела в таком положении. Потом резко подняла на Сеймура глаза и улыбнулась. – Лопай и поехали.
– Точно ненормальная, – облегченно вздохнул Сеймур и принялся уплетать хлеб.
– Молчи, Биркофф, иначе познакомишься с моим ножом поближе. И начну я с твоего языка. Больно длинный он у тебя, – она отхлебнула молока, и капелька его скатилась по ее подбородку. Сеймур смотрел на нее, как завороженный. Он совершенно не знал, как к ней относиться.
Позавтракав, они поскакали дальше. Лиственный лес сменялся хвойным, потом хвойный опять переходил в лиственный. Когда они выехали в березовую рощу, светящуюся на солнце белоснежными стволами, Никита спрыгнула в траву и закружилась, широко раскинув руки. Потом она упала на спину и глубоко втянула в себя воздух.
– Как хо-ро-шо! – воскликнула она на выдохе. – Биркофф, падай сюда. Ты никогда и нигде не увидишь такого неба, как летом в березовой роще.
Он лег рядом с ней на спину и посмотрел в небо. Легкие, как перышки, облака, мягко плавали в теплой лазури, солнце отражалось в каждом листике стройных белых красавиц-берез и отбрасывало свет на его лицо. Он слегка повернул голову и посмотрел на Никиту. Она с наслаждением щурилась, глядя вверх, и, казалось, видела в небе нечто такое, чего не видел никто, кроме нее.
Так они лежали около получаса. Сеймур начал дремать, когда Никита растолкала его.
– Ну почему ты постоянно хочешь спать? Пойдем, я покажу тебе что-то. Вставай.
Она с силой дернула его за руку, заставляя немедленно подняться на ноги. Уставший Сеймур покорно подчинился. Она, все так же сжимая его пальцы, потащила его вверх по холму, поросшему березами. Когда они оказались наверху, перед ними за узким лесным ручьем вырос замок. Огромный дом из серого камня, мрачный, как логово людоеда.
– Это замок моего отца. Я родилась здесь, – Никита одной рукой держала за руку Сеймура, а второй схватилась за березу.
– Тот самый замок? Ого... Большой, – нашел в себе силы пролепетать Сеймур. – Стоило за него бороться.
– Стоило и стоит. Когда-нибудь он вернется ко мне. Но вначале нужно выселить из него Пола. Он хочет жениться на мне. Но я никогда не стану его женой. Знаешь, почему? Ну как ты думаешь? – она подергала парня за руку.
– Потому что он червяк, который отравляет тебе жизнь.
– Да, – она засмеялась. – И поэтому тоже. А еще потому что и моя мать, и бабка, и прабабка выходили замуж за любимого человека. Моя мама была самой красивой женщиной на много-много миль вокруг...
– Наверное, ты на нее похожа? – не удержался Сеймур.
– Нет, – она не заметила комплимента. – Я похожа на отца. Мой дед был очень богатым и хотел выдать маму за своего соседа. А она влюбилась в разбойника – моего отца – и сбежала с ним в этот замок. С тех пор мой дед ее не видел. Бабка моя любила деда, прабабка – прадеда. Урсула рассказывала мне об этом, когда я была маленькой. Я никогда не видела свою маму. Мой первый вздох слился с ее последним. Урсула была со мной с рождения. Она рассказывала мне много разных историй. А однажды я была на ярмарке в F..., там мне встретилась старая слепая цыганка. Она схватила меня за руку и сказала, что я должна ждать своего суженого. Я узнаю, что это он, сразу, как только встречу его в лесу. Она не знала, что лес – это мой дом. А я знаю, что если и встречу кого-нибудь, это случится в лесу. В моем лесу.
– Ты веришь цыганкам? – усомнился Сеймур.
– Той я поверила. Просто я сама уже знала о том, что она мне сказала.
– И хотела поверить ей, – кивнул мальчик, подытоживая.
– Да, – Никита посмотрела на него с любопытством. – Вы, мужчины, не хотите верить в такие истории. А ведь с вами происходит то же самое. Но вы никогда не связываете происшедшее со своими мечтаниями и продолжаете насмехаться над женщинами. Я сама не знаю, почему рассказала тебе об этом. Просто захотелось. Там, за ручьем, похоронены мои родители. Мама умерла еще в этом замке, а отца я похоронила рядом с ней. Пол был не против, а у меня тогда не было сил начинать спор о том, кому принадлежит эта земля на самом деле. Но я не пойду с тобой туда. Незачем. Я прихожу туда только сама. Ведь, по большому счету, тебе совершенно не интересно, где похоронены мои родители.
– Когда-нибудь ты приведешь к ним своего лесного принца, чтобы они благословили тебя? – Сеймур понимающе вздохнул.
– Да. Если цыганка не солгала. Все, – Никита развернула Сеймура лицом к лесу и подтолкнула, заставляя идти. – Теперь я буду учить тебя стрелять из лука. Только уедем из этой рощи. Здесь стрелять нельзя, здесь можно только думать.
– Я плохо вижу, – признался Сеймур.
– Ничего страшного, ты научишься стрелять на ощупь, – она улыбалась.
Он никогда не видел подобной улыбки, а потому не мог противостоять ей и подчинился. Стрелять – так стрелять. Не попадет в рябчика – можно же и медведя завалить.
Они вернулись обратно, когда уже начинало смеркаться. Несмотря на то, что ехали верхом, Сеймур так устал, что не мог даже
разговаривать. Больше всего на свете ему хотелось упасть и заснуть, причем куда падать – было все равно. Хоть в траву, хоть на щебень. Разбойники возбужденно готовились к ночному промыслу, подтягивая подпругу, затачивая оружие. При этом они беспрерывно ругались, зычно кричали и пели. Никита, казалось, не устала совсем. Она весело спрыгнула с коня и повисла на шее Урсулы. Разбойники грубыми, но радостными воплями приветствовали ее.
– А это что за хорек? – поинтересовался один из них – огромный, заросший густой черной бородой.
– Это Биркофф, наш новый головорез, – Никита похлопала еле стоявшего на ногах Сеймура по плечу.
– Головорез! – засмеялись разбойники. – Чтобы стать головорезом, ему нужно очень много есть и пить!
– Замолчите! – Никита перестала улыбаться и с силой ударила ладонью в грудь того самого здоровяка. – И ты, Медведь, тоже. Неужели ты родился сразу большим, сильным и бородатым? Если хоть кто-то здесь его обидит, я размажу обидчика по стене избушки.
Странно, но, как показалось Сеймуру, разбойники поверили своей хрупкой белокурой атаманше. По крайней мере, они замолчали и
продолжили свои дела в относительной тишине. Никита обернулась к Урсуле.
– Мы проголодались.
– Да что ты говоришь? А я ведь думала, что за один-то день проголодаться невозможно, – Урсула с улыбкой всплеснула руками. –
Когда выезжаете?
– Через полчаса. Биркофф, ешь скорее. Поедешь с нами.
– Куда поеду? – Сеймур, обрадованный тем, что теперь можно отдохнуть, открыл рот от удивления.
– Куда-куда... На дорогу. Вчера ребята поймали обоз. Должны же они там чем-то питаться, – Никита неопределенно повела рукой куда-то туда, где, по ее мнению, мог располагаться замок Самюэлей. – Сегодня опять должно что-то поехать.
– Может, проехали уже все обозы за целый день, – обрадованный своим умом, Сеймур снисходительно улыбнулся.
– Ничего не проехало. Думаешь, никто из ребят не дежурит в нужном месте? Ошибаешься. И не в одном. Эх, веселый будет вечерок! Что у нас на ужин, Урсула?
Когда они выехали, на лес уже наплывали сумерки. Усталый Сеймур на своем яблочном скакунке болтался в конце процессии. Никита на Лукасе была где-то впереди. То и дело он слышал ее веселый голос. Медведь все время оборачивался и с ухмылкой подмигивал мальчику. Его явно забавляло неожиданное пополнение их команды таким хилячком. Сеймур старался не обращать внимания на эти ухмылки и направлял свои мысли на обдумывание чего-нибудь более приятного.
У широкой лесной дороги их ждали разбойники, поставленные для караула. Никита спешилась, остальные последовали ее примеру. Сеймуру делать этого не очень хотелось – куда приятнее было сидеть на мягкой спине лошади. Можно было даже подремать в ожидании обоза. Но если бы он не слез, его обязательно сняли бы. И зачем ему слушать сопроводительные комментарии? Он тоже спрыгнул с лошади и сел на придорожный камень. Никто и слова ему не сказал, поэтому он успокоился и сделал вид, что внимательно следит за дорогой.
Ждать пришлось около часа. Наконец разбойники, рассевшиеся в траве у обочины, зашевелились и начали поспешно прятаться за деревьями и на деревьях. Сеймур бросился вслед за Никитой. Ему совершенно не улыбалась перспектива оказаться где-нибудь рядом с Медведем в стороне от ее глаз.
На дороге вместо ожидаемого обоза появилась карета. Сеймуру показалось странным то, что зная о том. что в лесу орудуют разбойники, кто-то не боится разъезжать по этим дорогам в карете, да еще и вечером. Тем не менее, карета ехала и повернуть обратно уже не могла. Разбойники набросились на нее со всех сторон, и сверху в том числе. Из кареты послышался приглушенный женский крик и Никита, уже выскочившая на дорогу, насторожилась.
– Так... Кажется, мы попали на хозяйку замка Самюэлей, – она криво усмехнулась. – Больше некому разъезжать в карете с их гербом. Иди за мной, Биркофф. Сейчас мы будем знакомиться.
Она подбежала к карете и первой распахнула дверцу. Внутри была не одна женщина. Их было две. С ними был темноволосый мальчик лет восьми. Испуганный, он вжался в подушки и смотрел на Никиту удивленно-испуганными круглыми глазами. Одна из женщин, совсем
молодая и довольно хорошенькая, куталась в дорогой синий плащ с капюшоном. Из-под капюшона ее бледное личико в ореоле
мягко-каштановых локонов казалось восковым. Вероятно, это ее крики слышали они, приближаясь к карете. Вторая была постарше. Она ни во что не куталась, ничем не спасалась. Одной рукой она крепко сжимала запястье ребенка, второй держалась за штору. Если она и была испугана, то взгляд ее карих глаз об этом ничего не говорил. Темные волосы ее были собраны в безукоризненную прическу без всяких локонов, а капюшон зеленого плаща она не надевала на голову.
Никита требовательно протянула к ней руку. Второй рукой она держала нож.
– Мне нужны ваши драгоценности, леди, – произнесла она. – Вы не пострадаете, если отдадите все быстро и тихо.
– Надо же, – темноволосая женщина заговорила ровным и спокойным голосом. – Никогда бы не подумала, что меня будет грабить девочка. Тебе нравятся мои драгоценности? Ты хочешь иметь такие же? Но разве ты сможешь надеть их на бал? Нужны ли они тебе в лесу? Ты думала об этом?
– Вас не должно интересовать, как я ими распоряжусь, – возразила Никита. – Торопитесь. Вокруг кареты собрались тридцать разбойников. Они ждут одной лишь моей команды. Причем любой. Что вам хочется услышать больше?
– Хорошо, – женщина уверенным движением сняла с себя рубиновое колье и перстни. – Думаю, что сундуки твои ребята уже сняли с кареты. Лиза, не задерживай юную леди. Когда сломалась ось, я предлагала остаться ночевать в V..., но тебя страшили истории о сожженных деревнях. Уж и не знаю, что хуже: те истории или эта девушка со
своей шайкой.
Дрожащими руками Лиза сняла свои украшения, чуть не разорвав при этом ожерелье, и протянула их Никите.
– Можете ехать, – Никита отстранила Сеймура от кареты и вышла сама, все еще сжимая пальцами дверцу. – Ты – Медлин Самюэль? – спросила она тихо у старшей женщины.
– Да, – на миг в ее голосе послышался оттенок удивления.
– Ты еще вспомнишь о моем сегодняшнем милосердии, но пожалеешь, что я оставила тебя в живых. Береги своего брата, если тебе или ему это поможет. Придет день, и я убью его так же безжалостно, как твой отец убил моего отца.
С этими словами Никита захлопнула дверцу и сделала разбойникам знак отпустить карету. Когда стук копыт стих за поворотом, они
направились к своим лошадям.
– Почему ты не убила их? – удивленно спросил Сеймур.
– Убивать женщин и ребенка? За кого ты меня принял? – она раздосадовано посмотрела на него.
– Этот ребенок – не Майкл?
– Ты нормален? Это, наверное, Томми, сын Медлин. Ее муж погиб пять лет назад. Я никогда не видела ее брата, но он взрослый мужчина, естественно.
– А вторая женщина?
– Медлин назвала ее Лизой? Думаю, что это Лиза Феннинг, невеста Майкла. Ты не знаешь? Ведь обозы тянутся к ним в замок по случаю его предстоящей свадьбы. Все, хватит. Пора возвращаться. Сегодня мы хорошо поработали.
Она вскочила в седло, и Лукас с птичьей легкостью словно оторвался от земли.
Первые лучи солнца защекотали лицо Никиты и разбудили ее. С раннего детства она привыкла просыпаться чуть свет и всегда чувствовала себя бодрой и отдохнувшей. В ее маленьком домике, самом крохотном на поляне, было только две кровати – ее и Урсулы. В отличие от остальных избушек, их домик и правда напоминал дом. Урсула старалась как могла создавать уют в маленькой светелке. Белые занавески на окнах, лоскутные одеяла на кроватях, мягкий коврик под ногами. На столе, сделанном Вальтером специально для Никиты, всегда лежала пахнущая свежестью льняная скатерть, а в вазе всегда стояли цветы.
Даже зимой Урсула умудрялась менять в ней засушенные букетики. Никита выскользнула из-под одеяла и тихонько, чтобы не будить свою няню, стала одеваться. Но Урсула все равно проснулась.
– Ты опять с Биркоффом идешь гулять? – поинтересовалась она. – Он уже хоть чему-то научился за две недели?
– Может, чему-то и научился. Так сразу не скажешь. Но он так плохо видит... Ему трудно стрелять. Вернее, трудно попадать в цель, – она тихо рассмеялась. – Но сегодня я его брать с собой не буду. Я схожу на пастбище и попытаюсь привести Вальтеру лошадь.
– Одна пойдешь? – Урсула приподнялась на локте. – Это опасно.
– Нет! Никто и не подумает заподозрить меня в воровстве, пока я не вскочу на лошадь. А потом мы поскачем быстрее ветра, и никто не догонит меня. Ты же знаешь.
– Пойдешь к замку Самюэлей? Может, лучше найти Вальтеру коня попроще где-нибудь на деревенских выгонах?
– Вот еще! Ни один из моих разбойников никогда не будет ездить на плохой лошади. Вальтеру я сама не позволю. Он заслужил лихого скакуна.
– Он сам уже не лихой. Зачем ему такая лошадь? – рассмеялась добрая женщина.
– Потому что я его люблю, потому что он – самый хороший разбойник на свете, – Никита расплылась в ласковой улыбке. – Могу же я хотя бы из-за этого подарить ему хорошего коня?
– Из-за этого можешь, конечно, – Урсула свесила ноги с кровати собираясь вставать. - Но будь осторожна, моя девочка. Хоть Биркоффа с собой возьми, что ли.
– Он мне только мешать будет. Пока он влезет на лошадь, его сто раз поймают, а мне придется его выручать. Не нужны мне лишние проблемы.
– Возьми с собой чего-нибудь поесть. Хлеб, сыр, молоко.
– Хорошо, – Никита натягивала на себя штаны.
– И долго ты еще будешь, как мальчик, в брюках ходить?
– В платье неудобно вскакивать на коня. И потом, оно путается в траве. Ну ношу же я иногда платья? Ношу. Чего ты еще от меня хочешь?
– Ну что с тобой делать? Может, ты когда-нибудь сама захочешь принарядиться.
– Хм, с чего бы это? Не думаю, не думаю, – она резво прохаживалась расческой по волосам, но вдруг о чем-то задумалась и посмотрела на Урсулу. – А как ты думаешь, пошли бы мне локоны?
– А почему бы нет? – Урсула подошла к ней и принялась что-то делать с ее волосами. – Если их завить, эти прядки сколоть вот здесь, а эти – сюда... Вполне могла бы получиться маленькая фарфоровая куколка.
– Ну ладно тебе, – Никита передумала и тряхнула головой. – Это я так просто. Та девчонка в карете была с локонами. А Медлин издевалась надо мной, называла леди. Я и подумала: если мои волосы уложить получше, надеть дорогое платье, может быть, они и не подумали бы смеяться надо мной? Хотя... В платье и с локонами вряд ли я смогла бы убедительно смотреться с ножом в руках, вламываясь в их карету. Все равно рано или поздно она заплатит мне и за свой смех тоже.
– Ладно тебе, непримиримая мстительница, – рассмеялась Урсула. – Иди, иначе все твои планы рухнут. Все, что начинаешь делать, нужно начинать рано.
Никита выскочила из домика и, махнув рукой Вальтеру, точившему ножи, помчалась в лес. Она должна была успеть привести коня, иначе можно потом перестать уважать себя. Погода в тот день была не очень хорошей, в воздухе пахло дождем, а солнце спряталось за тучками. Никита легко неслась по сочной душистой траве, как на крыльях. Она приведет Вальтеру коня... И что из этого? А ничего, просто ее старый друг больше не будет ходить пешком и сможет в любой момент ехать с ними на любую вылазку.
Часа через два она добралась почти вплотную до замка Самюэлей. Она видела мелькавшие серые стены между стволами деревьев. Вот-вот она выберется на выгон. Вдруг она услышала хлопок и почувствовала нестерпимую боль в ноге. Можно было и не смотреть. Смотреть нужно было раньше. Нога попала в капкан. Никита упала на землю, хватаясь за ногу. От боли слезы выступили на глазах. Она с силой закусила губу и почувствовала во рту привкус крови. Из-за пояса она достала нож и попыталась разомкнуть челюсти капкана. Их заело. Она напряглась и надавила сильнее. Лезвие ножа из крепкой стали с легким хрустом сломалось. Неужели ей суждено попасться в руки Самюэлей такой беспомощной? Даже ножа под рукой нет. Остается только ждать, что ее найдут. В любом случае она попала в крупную переделку, если только не дождется вечера, пока ее разбойники не отправятся на помощь. Но до вечера ее могут найти чужие. Тогда не миновать беды. А если не найдет никто... Хлеба и молока она взяла с собой совсем
немного, да и то почти съела по пути. Ее башмачок из мягкой кожи потемнел. Никита провела по нему пальцем. На пальце осталась кровь. Нужно было постараться не думать о боли и дождаться помощи. Все равно от кого, лишь бы ей помогли. Она закрыла глаза и, обхватив руками больную ногу, замерла в ожидании.
Кажется, ей удалось задремать, потому что она не услышала, когда к ней кто-то подошел. Она испугано села, когда почувствовала, что над ее головой кто-то остановился. Это был мужчина лет тридцати, высокий, крепкий, стройный. На нем была черная куртка и такие же черные штаны. Это мог быть зажиточный крестьянин, вышедший или поохотиться или проверить капканы, поставленные на волков, ворующих его скот. У него были темные чуть вьющиеся волосы, слегка портивший его удлиненный подбородок, мягкие брови, а глаза... Никогда раньше она не видела таких глаз... Зеленые, как листья в ее любимой березовой рощице, как изумруды в ожерелье ее матери. И не только в цвете было дело. Взгляд этих глаз был теплым, мягким, проникающим куда-то в глубины ее души, заставляющим ее сердце пропустить несколько ударов, а потом забиться втрое сильнее. Никита на несколько мгновений забыла о своей боли и смотрела на него во все глаза, утонув в его собственных.
– Бедняжка, как ты сюда попала? – незнакомец присел рядом с ней и при помощи толстой палки разомкнул наконец створки капкана. – Давай я помогу тебе.
Он осторожно дотронулся до ее ноги, и Никита непроизвольно поморщилась от боли. Бережно, пытаясь не причинять ей лишних
страданий, он стал стаскивать с нее башмак. Никита мужественно молчала. Нога была не просто синей, а переливалась всеми цветами радуги. Рана была не очень большой, но когда башмак оказался в стороне, опять начала кровоточить.
– Я промою ранку, перевяжу и отведу тебя к доктору. Хорошо?
– Нет, не нужно, – испугалась Никита. – Я доберусь домой, а там мне помогут.
– Как ты доберешься? Ты не сможешь идти.
– Смогу. Я сильная и не боюсь боли.
– Я заметил. Кто-нибудь другой на твоем месте голосил бы на весь лес и его давно спасли бы. Ты почему-то не подавала никаких признаков жизни, – он достал из своей сумки флягу и осторожно брызнул на рану. От боли Никита с корнем вырвала кустики травы, за которые держалась, и тихонько застонала. – Немножко потерпи. Знаю, это больно, но выхода нет.
Он промыл рану, потом перевязал ее чистым носовым платком. Никита молча терпела и искоса рассматривала своего спасителя. Он нравился ей все больше. Через две минуты форма его лица уже перестала мешать ей любоваться им, и она приписала недостатки его внешности к достоинствам.
– Как тебя зовут? – спросил он наконец. – Я же должен как-то к тебе обращаться.
– Никита, – она почувствовала, что почему-то краснеет. – А тебя?
– Майкл, – он поднял глаза и внимательно посмотрел на нее. В ее подсознании что-то неприятно заворочалось, но она заставила
подсознание замолчать и не захотела вспоминать, почему не любит это имя. – Можешь встать? Обопрись на меня, – он приподнял ее, и она оказалась на ногах. Вернее, на ноге, так как на вторую опереться она не могла. – Я отведу тебя в замок и покажу врачу.
– В замок?! – испугалась Никита и чуть не упала обратно в траву. – Нет, не нужно! Я доберусь домой.
– Где ты живешь?
– В F..., – соврала она. – Это рядом.
– Не совсем рядом, когда ты можешь прыгать только на одной ноге. Хорошо, не хочешь в замок, давай я помогу тебе добраться до здешней знахарки, она сделает тебе примочки. – Нет, отпусти меня. Пожалуйста, отпусти! – взмолилась Никита. – Ну почему ты такая упрямая? Я же хочу помочь тебе. Ладно. Тогда давай поступим иначе. Я дам тебе коня. Ты умеешь ездить верхом? – Умею, – облегченно вздохнула Никита и, чувствуя, что не может больше стоять, доверчиво оперлась на его плечо. – Тогда пойдем на выгон. Я попрошу у пастуха послушную лошадку для тебя. Придется тебе идти, потому что одну здесь я тебя больше не оставлю. Это все-таки лес, могут появиться дикие звери. Понимаю, что ты ничего не боишься, но мне будет немного не по себе, если когда я вернусь, обнаружу здесь только обглоданные косточки. Она улыбнулась ему, и заметила искорки смеха в глубине его глаз. Он бережно придерживал ее за талию, и она попыталась скакать на одной ноге. Пока они спускались с пригорка, такое передвижение не доставляло ей особых хлопот, но когда вышли на тропинку, ведущую под гору, оба поняли, что дальше дело так не пойдет. – Осталось совсем немного. Мне придется понести тебя, – Майкл не спрашивал, он просто констатировал факт. – Не нужно, – попыталась сопротивляться Никита, отстраняясь от него и чуть не падая. – Я подожду здесь. Это уже не лес, зверей здесь нет. – Почему ты все время пытаешься спорить? Я же не причиню тебе вреда, наоборот, хочу помочь. Я похож на врага? – Нет, – тихо призналась Никита. – Тогда, наверное, проблема отпадает сама собой.
Он легко, как перышко, подхватил ее на руки и понес дальше. Никита инстинктивно обхватила его шею руками, как делают дети, когда их берут на руки. Ведь со времен ее детства никто не поднимал ее с земли. Она затихла, чтобы не казаться ему еще тяжелее, и ощутила, как где-то под курткой, глубоко-глубоко, но сильно бьется его сердце. Ее собственное сердце билось часто, с силой посылая кровь к вискам. От этого или от чего-то другого она отмечала, что ее лицо заливается краской. Его сильные теплые руки крепко, но осторожно придерживали ее, и она чувствовала себя уютно, как дитя в колыбели.
Захотелось положить голову на его плечо, но она вовремя удержалась от соблазна. Впервые в жизни захотелось плакать и смеяться
одновременно, впервые она чувствовала себя и беззащитной, и полностью защищенной. Что происходит? Почему так получается? Ведь она совсем не знает этого человека, ей известно только его имя, которое, кстати, большого доверия как раз не внушает. Но что с ней происходит? С ее лицом, с ее сердцем, с ее телом, которое вдруг стало жить своей жизнью? От теплого запаха его тела кружилась голова, а кончики пальцев холодели. Где-то в животе словно образовался непонятный комок – второе сердце. А может, это материализовалась ее душа? Непонятная ситуация...
Майкл вышел на выгон и опустил Никиту на траву. Сам он подошел к пастуху и что-то ему сказал. Пастух отошел к лошадям, а Майкл вернулся назад.
– Сейчас он даст тебе лошадь. Найдешь дорогу сама или мне поехать с тобой?
– Найду, конечно, – она улыбнулась и заметила, что его губы тоже слегка дрогнули в улыбке. – Я очень хорошо знаю лес. Как мне вернуть лошадь?
Она уже не задумывалась о том, что собиралась привести лошадь Вальтеру, ей хотелось только знать, когда она опять сможет увидеть Майкла. И если есть повод для еще одной встречи, она воспользуется им и приведет ему лошадь.
– Ее просто могут привести пастуху.
– Я беру ее у тебя, а не у пастуха, – заупрямилась Никита. – И потом, я хочу отблагодарить тебя за свое спасение.
– Отблагодарить? О чем ты? – он присел перед ней на корточки, и комок в ее животе разросся и готов был взорваться. – Я рад, что помог тебе, и мне ничего не нужно от тебя.
– Я приведу тебе лошадь, а дальше будет видно.
– Вначале твоя нога должна зажить. Но если ты хочешь все делать сама и отдавать мне лошадь из рук в руки, приводи ее через неделю в это же время в то место, где я нашел тебя. Договорились?
– Да, – она опять улыбнулась, а Майкл в знак согласия сжал ее пальцы теплой рукой.
Пастух подвел к ним серого конька, милого и спокойного.
– Вот лошадь совсем без норова, – сказал он. – Думаю, она вас не сбросит.
– Не сбросит, – согласилась с ним Никита.
Майкл помог ей встать и подсадил на спину лошади. Никита прочно уселась, несмотря на то, что седла не было. Она замечательно умела обходиться и без седла. Майкл все еще придерживал ее за щиколотку здоровой ноги, словно пытаясь убедиться в том, что девушка не свалится на первой же кочке. Наконец он отпустил ее, и Никите стало совсем холодно без тепла его руки.
– Мы договорились, – твердо сказал он.
– Договорились, – согласилась она и заставила коня тронуться с места, пока ей позволила сделать это сила воли. И она ни разу не обернулась. А если бы обернулась, увидела бы, что Майкл не мигая смотрел ей вслед, пока она не скрылась среди деревьев, а потом резко развернулся и пошел в сторону замка Самюэлей...
:
http://www.teleserial.com/index.php?showtopic=9196
